Подвиг, ранение и потеря друга. Интервью с получившим орден Мужества участником СВО

С начала спецоперации на Украине прошёл уже год. За это время в зоне боевых действий российские солдаты успели столкнуться с разными ситуациями – кто-то потерял друга, кто-то был ранен, кто-то оказался в окружении. Некоторые за геройские поступки были отмечены медалями и орденами. Один из таких людей – 21-летний Иван Майдуров. Он начал участвовать в спецоперации с первого дня, стоял с армией под Киевом, получил несколько ранений, потерял друга и вернулся домой. В интервью amic.ru он рассказал, как оказался на спецоперации, что сложнее всего пережить военному в зоне боевых действий и за что ему дали орден Мужества.

До Киева и обратно

– Иван, вы – контрактник. Как вы решили стать военным? У вас отец был солдатом или кто-то из близких?

– Стать военным – это моё личное решение. Военным был только дядя, не родители. Сначала мы жили в Бийске, потом переехали в Барнаул. Здесь окончил школу, три года отучился в промышленно-экономическом колледже, а после него, в 18 лет, пошёл служить в армию. Сейчас мне 21 год.

– Как вы оказались на спецоперации?

– Я был на спецоперации с первого дня. 23 февраля 2022 года мы уже стояли в 300 метрах от границы с Украиной, к нам прибыл командующий округа и сообщил, что в пять утра 24-го числа мы выдвигаемся. У меня тогда шёл второй год контракта. В четыре утра колонна собралась, выбралась, в пять утра началась артподготовка, чтобы ближайшие населённые пункты были зачищены. После этого мы спокойно зашли. Далее продолжили движение к Киеву.

– Что вы почувствовали, когда вам объявили о выдвижении на территорию Украины?

– Эмоции была смешанными. Многое было непонятно. Первая мысль – как сообщить обо всём родным.

– А вообще, был выбор – участвовать в спецоперации или нет?

– Да, был. У нас 23-го числа сразу спросили – если есть желающие отказаться, то пожалуйста, выходите из строя сейчас, отправим обратно. В приказном порядке никого никуда не посылали. Тех, кто не хотел, отправляли обратно в часть, они спокойно служили дальше.

– Многие отказались?

– У меня в подразделении ни один человек не отказался. Но с моей бригады такие люди были. Я потом узнавал – ни одного человека не уволили из-за того, что он не захотел туда ехать. Они продолжали служить. Если в части вообще не было задач, то их направляли, например, смотреть за срочниками.

– А вы почему согласились поехать?

– Это долг перед Отечеством. Сказали нужно – значит нужно. Я шёл на контракт, зная, что такое может произойти. Я ещё на "срочке" был инициативным, сам пришёл в военкомат, всегда был в первых рядах. К тому же у нас была хорошая тактическая, огневая подготовка. Поэтому отказываться я не думал. Сомнений не было.

– Расскажите, что было, когда вы перешли границу? Как началась спецоперация, как вас встречали жители?

– Первые полдня мы ехали спокойно. Было ощущение, что в населённых пунктах как будто никого нет. А к вечеру начались боевые столкновения. Это по большей части выглядело как засада. Мы проезжали населённые пункты, и противники нас уже поджидали.

Местные жители реагировали по-разному. Кто-то встречал радостно, говорили, что давно пора, очень нас ждали. Кто-то, у кого мозги были промыты, были недовольны, требовали, чтобы мы ушли и даже передавали информацию о нашем передвижении противнику.

Двигались довольно быстро и уже скоро мы стояли в 10 км от Киева, брали город в кольцо. Несколько дней просто стояли, ждали, когда нам прикажут наступать. Потом поступил странный приказ, что надо отойти. И вот с этого момента у нашей армии начались серьёзные боевые потери.

– Как думаете, почему вам велели уйти из-под Киева?

– Тогда начались переговоры с украинцами. И нас начали выводить из-под Киева. Мы развернулись и начали двигаться в обратном направлении. Было непонятно, зачем мы всё делали, если едем обратно. Думали, что скоро развернёмся и снова 20 км будем пробиваться с боем к Киеву. Короче, было мало что понятно, но приказ мы выполняли.

Иван Майдуров / Фото: Екатерина Смолихина

"Родители всё узнали, только когда я вернулся"

– Вы сказали, что первая мысль была – как сообщить родным. Как ваши родители узнали, что вы принимаете участие в спецоперации?

– С февраля и до лета они ничего не знали. Родители узнали, только когда я вернулся. Я им в июле позвонил из Москвы, где лечился в госпитале. Сказал, что со мной всё нормально, потом приехал домой в Барнаул. Они до сих пор отходят от того, что я там был. У мамы проблемы с давлением – когда она слышит новости об Украине, ей становится плохо. С отцом попроще, но он тоже новости специально не смотрит и не слушает.

– То есть с февраля ваши родители не знали ни где вы, ни что с вами? Там запрещали звонить родным?

– Нет, можно было звонить. У командира бригады был спутниковый телефон, по которому каждый мог спокойно взять и позвонить домой маме, папе, жене, брату, сестре. Нельзя было рассказывать, где находишься, а то, что жив, здоров – можно. Но лично я не звонил родителям, потому что, мне кажется, это бы ещё больше их травмировало.

– За эти полгода семья пыталась что-то о вас узнать?

– Пытались. Звонили в часть, но там родителям отвечали, что я на учениях. Связи нет, так как я в другой стране. Родители сильно переживали. Это просто непередаваемый спектр эмоций, когда мы встретились здесь в аэропорту в августе.

– А девушка у вас на тот момент была?

– Да, она меня ждала. Но не очень хорошо отнеслась к тому, что я там был. Тяжело ей было, когда узнала, что я на СВО. Бурно она отреагировала. Я ведь ей тоже ничего не говорил.

"Не боится только дурак"

– Скажите честно – было страшно? Или потом уже ко всему привыкаешь?

– Страх есть всегда – не боится только дурак. И никакие наставления "не бояться" тут не помогут. Страх помогает выжить: какие-то вещи совершаешь на автоматизме, не думая и не размышляя. А ещё ты прекрасно понимаешь, что справа и слева есть товарищ, который тебя, если что, оттащит. Это успокаивает. Однако главный страх у меня был не за себя, а за родителей. Что станет с семьёй, если я погибну, как они всё перенесут.

– Есть разговоры, что некоторые наши бойцы в СВО плохо обеспечены снарядами и экипировкой. Насколько это верно?

– Когда я там был, с этим всё было в порядке. У нас всего было в достатке. Потом я тоже слышал такие разговоры, но сам с таким не сталкивался, а потому не знаю.

– Здесь, в тылу, люди собирают очень много гуманитарных грузов, дети пишут письма. Такая поддержка нужна бойцам?

– Нужна. Гуманитарная помощь очень важна. Представьте, солдаты месяц провели в боях, нормальной еды не видели. А в гумпомощи есть хорошая еда, одежда, моющие средства, чтобы в душ сходить.

Письма – это тоже приятно. Люди видят, что о них не забыли. Первая помощь к нам стала поступать в апреле. А местные жители чуть ли не с первых дней стали её получать. В зону боевых действий непосредственно это не доставляется. Груз привозят в пункты, где идёт пересменка.

Иван Майдуров / Фото: Екатерина Смолихина

"Не ради награды"

– Когда вы покинули Украину?

– На спецоперации я был до апреля. В апреле нас вывели, меня перевели в Белгород. И там я получил осколочное ранение ноги – прилетела осколочная мина, я не успел уйти на достаточное расстояние. На следующий день меня сказали эвакуировать в госпиталь, доставать осколки из ноги. Как раз начали движение в сторону зоны эвакуации и я встретился со снайпером, он выстрелил, и мне отсекло палец. Есть и контузия.

– Вы с апреля по август были в госпитале?

– Да. Домой вернулся только в августе.

– Вы награждены орденом Мужества. За что его дали?

– Ночью 28 февраля мы двигались в колонне. Нас начали обстреливать артиллерией, сослуживцы ушли в другую сторону, а мы, около 30 человек, отделились, попали в окружение в лесах. Мы еле вышли на связь с колонной и возвращались на обычных "Уралах", которые простреливаются, как фольга. Пока мы ехали, из четырёх "Уралов" осталось три.

Один "Урал" отстал, ребят взяли в плен. На двух других машинах личный состав был сильно ранен. Я в том числе. Но меня не сильно потрепало. Поэтому пока я не помог товарищам выгрузиться и добраться до медпункта, я не пошёл получать её сам. Человек 10 на себе я точно перенёс. Тогда нас из окружения добирались 30 человек, вернулись около 20-ти. Остальные попали в плен. Но сейчас они уже вернулись.

– Как вам вручали орден. Это было в боевых условиях?

– Нет. Награждение было в Москве. Орден вручал президент Путин. Нас несколько человек отобрали на парад 9 мая. Там нас и наградили. Прям передо мной сидел глава государства. Всё организовали на высшем уровне.

– Для вас орден важен?

– Для меня – да. Я делал всё это совсем не ради награды, но рад, что меня отметили.

Иван Майдуров / Фото: Екатерина Смолихина

Сложности СВО

– Когда объявляли мобилизацию, говорили, что в первую очередь призовут тех, кто имеет боевой опыт. Скажите, ветеранам Чечни и Сирии было проще на СВО, чем остальным, без опыта?

– Да, у тех, у кого был опыт, им всё-таки было попроще. Хотя все сразу говорили, что это другие боевые действия, они ни на что больше не похожи. Всё равно, даже те, кто только что пришёл из Сирии, заново чему-то учились. Не было таких людей, которые легко справились.

– А в чём особенности конкретно этого военного конфликта?

– В том, что мы ведём боевые действия против людей, у которых такой же менталитет, как у нас. И поначалу у них было то же самое вооружение, та же самая техника, такая же подготовка. В других конфликтах у противника была другая подготовка и можно было это использовать против них. Здесь же у людей идентичная военная подготовка, ты знаешь, что они будут делать, но и они всё о тебе знают.

– А какие проблемы, на ваш взгляд, снижали эффективность нашей армии?

– Основные сложности – слабая подготовка молодых солдат. Те, кто только что отслужил срочную службу и сразу подписал контракт, плохо подготовлены, у них мало "настрелов", мало тактической и огневой подготовки. Сначала с ними возникли сложности. Но за неделю-две они втянулись, наверстали упущенное. Тут помогали и те, у кого уже был опыт: объясняли, как себя вести, что делать, чтобы выжить.

– Как выжить, если в тебя летит снаряд?

– Надо сразу падать. Искать ближайшую яму и падать в неё. Осколки разлетаются вверх. Чем ниже ты ляжешь, тем больше шансов, что тебя не заденут. Да и вообще, там лучше не лезть на рожон, а делать то, что тебе говорят старшие по званию. Бывает категория людей с внутренним "я", которым надо выделиться. Такой человек куда-нибудь пойдёт и словит пулю. Нужно быть вместе со всеми, как все. Что говорят – то и делаешь. Энтузиазм карается со стороны противника.

– А приходилось ли общаться с солдатами ЧВК "Вагнер"? Они отличаются от обычных солдат?

– Да, встречались и с "вагнеровцами". Это серьёзные люди. "Вагнеровцы" – бывшие офицеры, имеющие очень хорошую подготовку, экипировку, отличный транспорт, оружие. У них в разы лучше подготовка была, чем у нас. У них нет ни имён, ничего – только позывные. Документов даже нет.

Иван Майдуров / Фото: Екатерина Смолихина

Отключить эмоции

– Что для вас лично оказалось самым тяжёлым во время СВО?

– Самое тяжёлое – в первый раз идти на таких же, как ты. Первый раз нажимать на спусковой крючок. Меня готовили, говорили никогда не смотреть, в кого я выстрелил. Но меня почему-то потянуло посмотреть. Это был такой же парнишка, как и я. Молодой, тоже 20 с чем-то лет. Это был сильный эмоциональный удар.

– Можно ли к этому привыкнуть?

– Ты не думаешь об этом. Выключаешь эмоции, голову и просто делаешь то, что тебе говорят. И тут работает простое правило: если ты не выстрелил, то выстрелят в тебя.

– А если кто-то не выносит такого эмоционального потрясения?

– Такие случаи бывали. Им помогали психологи. Если человеку плохо – его выводят из зоны, так как в таком случае он не может выполнять свой долг.

– Вам приходилось терять товарищей?

– Да. Это тоже очень больно. Это был мой товарищ из Горно-Алтайска, с которым мы вместе призывались на срочную службу, прошли КМБ, отслужили в одной части, перевелись в другую часть. Служили с ним вместе в одном подразделении. Два с лишним года были вместе. Да, буквально на расстоянии вытянутой руки. Мы бежали от лесополосы до техники, до ДМБ. Там буквально 50 метров. Я уже успел добежать, лечь. Ему осталось 2-3 метра, упала мина и всё. Было очень тяжело. Больше таких ситуаций я старался не допускать.

– Не приходилось с его родителями разговаривать?

– С его – нет. Но когда с госпиталя я вернулся в часть, бумаги оформляли, приходилось общаться с родственниками погибших. И это очень тяжело. Я разговаривал только с теми, кого лично знал не один день. Объяснял, что их сын проявил мужество, отвагу и очень много взял на себя. Но я не мог долго говорить, мне было сильно тяжело. Я постоянно думал, что это могли быть и мои родители. Я максимально нахваливал сына, оказывал психологическую поддержку.

– Говорят, что в боевых условиях особое чувство товарищества.

– Да, оно крепкое. Ты прекрасно понимаешь, что справа и слева от тебя нет людей, которые убегут, предадут. Ты доверяешь им как себе. Они всегда встанут плечом к плечу и помогут тебе, если что.

– Появляется порой информация, что погибших бросают на поле боя...

– Нет. Такого нет. Всех выносят. Всё это на автоматизме происходит, всё налажено. Сразу почти вывозят. Никто никого не бросает. Есть специальные люди, которые этим занимаются.

– Ваше подразделение многих потеряло за время СВО?

– Достаточно. Хотя тренировки были на уровне – одни из лучших по нашему округу. У нас была хорошая тактическая, огневая подготовка. Даже ездил обучаться в Хабаровск на снайпера. Были учения с Монголией. Первые потери пошли буквально 28-го числа – через четыре дня, когда мы попали в окружение.

Иван Майдуров / Фото: Екатерина Смолихина

"Помыться там – достижение"

– Как обычно проходит день солдата на СВО?

– Как правило, мы двигались вперёд весь день, к вечеру находили место, окапывались, стояли и посменно дежурили. Дежурства зависели от того, кто сколько за ночь успевает отдохнуть. Утром поднимались, умывались, меняли точку. На каждой точке полевой лагерь раскидывается. Здесь всё зависит от подготовки солдат – его можно как за час поставить, так и весь день потратить на это. Солдаты сами из еловых веток делают что-то вроде шалаша. И там люди спят. Помыться там – это достижение. Если рядом есть населённый пункт, метрах в 50-100, и если там никого нет, то можно пойти туда и помыться. Летом есть речки, пруды. Кроме того, нам доставляют продовольствие, бутылки с водой, можно и при их помощи ополоснуться.

– Военные получают новости из внешнего мира?

– Когда новые люди приходят, они рассказывают, что и как. Информация, так сказать, передаётся из уст в уста.

"Пуля прилетела туда, где я сидел"

– Было у вас такое на СВО, что вся жизнь пролетала перед глазами?

– Дважды такое было. Когда я получил ранение, думал, это конец. И ещё был случай – я ехал на технике, повернулся что-то спросить у товарища, и пуля прилетает ровно в то место, где только что была моя голова. Тогда жизнь пролетела передо мной, я понял, что мог сидеть и не повернуться.

– Наверное, после такого и начинают люди верить в ангела-хранителя...

– Да, после первого боевого столкновения человек очень верующим становится. Начинаешь верить во всё – в Бога, в приметы, в ангела-хранителя. Вот что меня подстегнуло посмотреть в сторону. Я не знаю, как это можно объяснить.

– А вам удалось пообщаться с пленными украинцами? Что они говорят?

– Да, удалось. Это такие же люди, как и мы. Есть с промытыми мозгами, которые ненавидят русских. А есть обычные адекватные люди, которым велели идти в бой под страхом смерти. Мне самому приходилось брать в плен. Трое военных вышли к нам с поднятыми руками. Один офицер и два сержанта. Они не видели смысла в боевых действиях. Оружие подняли вверх, подошли, сказали, что хотят сдаться в плен. Их посадили в машину, повезли в зону эвакуации и отправили на территорию России.

– Как обращаются с пленными в российской армии?

– Если ты человек нормальный, то и к тебе относятся нормально. После того как пленных доставляют в Россию, им дают телефон, они звонят родным. Их кормят, как и нас, сухим пайком и водой.

Иван Майдуров / Фото: Екатерина Смолихина

"Казалось, я ещё там, а дом мне просто снится"

– Говорят, что привыкнуть к войне проще, чем к миру. Это действительно так?

– Да. После возвращения адаптация к обычной жизни очень тяжёлая. Я сначала на громкие звуки – хлопки, вертолёты – очень сильно реагировал, была даже паника. Первые месяцы сам себе не верил, как будто всё во сне происходит. Словно я ещё там, а всё это мне просто снится. Казалось, сейчас меня разбудят и нужно будет идти на пересменку.

Ты как будто приехал не в свой город, а на новое место. Когда возвращаешься, не понимаешь, почему всё так, почему так много людей на улице. Но через месяц я уже полностью влился в обычную жизнь, начал общаться с друзьями, как-то само это произошло. Но кто-то по полгода не может привыкнуть и находит себе занятие – боевыми искусствами начинает заниматься, кто-то находит своё хобби, собирает что-то, начинает мастерить какие-то вещи.

– Насколько для военного важна реабилитация, о которой говорят врачи и вот даже Путин?

– Психологическая реабилитация обязательна: нужно перестроить внутри себя понимание о жизни. Пока ты военный, у тебя одна задача – защищать родных, страну. Ты проснулся и знаешь, что будет днём. Придётся перестроить жизнь.

Вообще военный опыт тяжело пережить и вряд ли получится полностью это сделать. Но методики разрабатываются, в Барнауле в центре социальной реабилитации работают профессионалы. Там проходят тренинги и это очень помогает. Главное – работать и самому над собой. Не бывает так, что ты приходишь к психологу, ложишься и у тебя всё проходит. Психолог лишь направляет тебя, советует, как избавиться от плохих мыслей и самому себя принять. Если тебе нужна помощь и ты готов работать, то реабилитация принесёт результат.

Иван Майдуров / Фото: Екатерина Смолихина

"Характер стал более закалённым"

– Вы изменились после СВО?

– Мой характер стал более закалённый, менее вспыльчивый. Для себя я сделал выводы, что армия не так плоха, как все говорят, что там служить надо. И все мои дети должны пойти в армию.

– На СВО собираетесь вернуться?

– Я не годен из-за руки. Но вариант поехать добровольцем у меня ещё есть. Я в раздумьях. Если ехать, то с личным составом, с людьми, с которыми ты не один день бок о бок.

– Какие у вас сейчас планы?

– Продолжить реабилитацию, хотелось бы создать семью. Сейчас я индивидуальный предприниматель. Магазин свой в Авиаторе маленький, продаём продукты питания. Надо развивать этот бизнес.

– К чему стоит быть готовым тем, кто сейчас едет на СВО?

– Нужно понимать, что сейчас мы воюем против очень хорошо подготовленных солдат. Это уже не сколько украинская, столько натовская армия. Там уже слишком много наёмников из разных стран.

– А со спецоперации многие возвращаются?

– Из моих друзей практически все вернулись. Кого-то просто выводят через несколько месяцев и отправляют отдыхать. Знаю и такие случаи, когда в семье двое детей, жена военного приходит в часть, говорит, что не может воспитывать детей одна, и мужа возвращают. Поэтому хочу сказать всем: вернуться оттуда можно. И, конечно, нужно.

НОВОСТИОбщество

Как в Барнауле помогают бывшим солдатам вернуться к нормальной жизни после СВО?

НОВОСТИОбщество

Под ударами "Хаймарсов". Как волонтёры из Барнаула работали в Мариуполе и Купянске

НОВОСТИОбщество

Крупа вместо дров и «стыдно просить у чужих». Как в Алтайском крае помогают семьям мобилизованных