"Сейчас не праздное время". Офицер – участник СВО о мире, ПТСР и помощи от государства

24 февраля 2025 года исполнилось ровно три года с начала СВО. Сейчас на фронте находится много бойцов из Алтайского края. Один из них, Михаил Устинов, поехал на спецоперацию офицером, командовал подразделением, а сейчас занимает должность заместителя командира батальона. За боевые заслуги военный уже получил орден Мужества. Журналист amic.ru узнал, что тяжелее всего пережить во время боевых действиях, удается ли солдатам сохранить семьи, почему ветераны СВО не обращаются к психологу и верят ли они в скорое окончание конфликта.

"Отдавал полный отчет, куда возвращаюсь и зачем"

– Как вы оказались на СВО? Вы туда поехали по контракту или по мобилизации?

– Я кадровый офицер. Но никогда не думал, что стану военным. Пошел служить в армию, а там поступило предложение подписать контракт. Так и согласился. Однако в 2010 году начались реформы и я попал под сокращение, как и многие другие офицеры. А когда началась СВО, позвонил друг и сказал: нужно возвращаться и помогать, офицеров мало. В 2022 году я вернулся в армию как контрактник и попал в 35-ю Алейскую бригаду. Отправили на Краснолиманское направление – один из самых значимых участков фронта.

– Сейчас вы какую должность в войсках занимаете?

– Сейчас я заместитель командира батальона. В нем много и барнаульских ребят. Со мной в отпуск приехало пять человек. Но это не чисто алтайский батальон, он сборный, постоянно пополняется, есть из Белгорода люди, даже один гражданин Эфиопии. Таджики, узбеки у нас тоже были, но иностранцев немного. Всего у нас несколько сотен человек.

– Вы награждены орденом Мужества. За что?

– Орден Мужества мне дали за оборону Червонопоповки под Кременной. Я там оказался в полуокружении, но не ушел оттуда. Верил в своих солдат. Еще есть медаль ЛНР "За отвагу". Но вообще я спокойно к наградам отношусь. Приятно, конечно: отличился, заметили, на людях можно с ними появиться.

Российский орден Мужества с удостоверением / Фото: amic.ru

– И все-таки, почему вы решили вернуться в армию после десяти лет на гражданке? Сложно ли было? И как к этому отнеслись родственники?

– Я пришел помочь своим. Потому что знал и помнил военное дело. Родственники отнеслись к этому решению положительно, все понимали мое отношение к Родине. Я отдавал полный отчет, куда я возвращаюсь и зачем, поэтому адаптироваться было легко. Сложность была в том, что в войска пришло много добровольцев с гражданки, которые или подзабыли или вообще не знали военной службы. А еще появилось новое оружие, которого мы не знали.

– Например?

– Беспилотная авиация, которой, кстати, у нас было немного, а у противника – в достатке. Мы не понимали, почему нас так быстро обнаруживают – ты все предпринимаешь для маскировки, как в учебнике написано, а оно почему-то не работает. В учебниках о беспилотниках не писали и нам самим пришлось придумывать способы борьбы с ними. Еще были проблемы со связью.

– Сейчас ситуация с беспилотниками и связью лучше?

– Да. И в этом очень помогают волонтерские организации – например, наш алтайский фонд "За добро". Они быстро предоставляли и технику, и радиостанции. Поэтому их поддержка крайне важна. Благотворительные фонды эффективно работают на многие подразделения. Мы получаем то, что просим.

Михаил Устинов с сослуживцем из Эфиопии / Фото предоставлено Михаилом Устиновым

"Приходит служить сложный контингент"

– Сейчас в войсках уже есть опытные бойцы, но также приходят новички, которые ничего не смыслят в военном деле. Сложно с ними работать?

– Да, есть у меня воины, которые и в Афганистане, и в Чечне служили, и в Донбассе не в первый раз. Есть и те, кто приходит с гражданки и не понимает, что такое военные действия. Сложности возникают. Представьте, что только адаптация военного занимает полгода. Еще в начале СВО много шло тех, кто действительно хотел помочь и что-то сделать, поэтому с ними было проще - они слушали. Сейчас многие приезжают из-за денег. Недавно сразу четыре человека прибыли из-за долгов по алиментам. Сложность еще и в том, что не все привыкли выполнять приказы командиров. А если не слушать старшего, можно быстро погибнуть. Один боец у меня погиб через 40 минут как попал на позицию. Чтобы такого не произошло, нужно слушать наставления командиров и товарищей, которые уже много времени пробыли на фронте.

– А что скажете о тех, кто пришел на фронт из тюрьмы?

– С ними даже проще: они понимают, зачем пришли. Да, они хитрые, себе на уме, но некоторые работают эффективно. Один у нас от рядового дослужился до офицера. Но говорить, что армия полностью исправит эту категорию лиц, я не буду. У большинства уже укоренилось своя манера общения, своеобразное мышление.

"Меня хватило на полтора года"

– Как проходит день военного на СВО? Есть ли режим, как кормят?

– Все зависит от боевых задач. Все не нормировано, день и ночь могут спутаться. Мы же не знаем, как враг будет себя вести. Что-то мы меняем в своей тактике, что-то они меняют.

Кормят нормально. Организована столовая, там самая обычная еда, без изысков. Можно пообедать, позавтракать, поужинать. Не сказать, что очень вкусно, но полезно. А за чем-то повкуснее ребята стараются съездить в магазин, потом готовят в блиндаже. Где-то шашлык пожарят, салатик приготовят или купят, это не запрещено.

Михаил Устинов на СВО / Фото предоставлено Михаилом Устиновым

– Как боретесь с усталостью? Как вообще можно перезагрузиться на передовой?

– Это важно, на самом деле. Через полтора года я сам стал чувствовать постоянную усталость и понял, что с этим надо работать. В том числе с психологами, но их не так много. От усталости спасают развлечения, например, концерты, группы приезжают. Это разгрузка мозга. Обязательно – позвонить домой, поговорить с близкими. Иногда приходится заставлять солдат это делать. Можно съездить в город в увольнительную: зайти в кафе, вкусно поесть, отоспаться. А вот алкоголь – ни в коем случае. Это усугубит и психологическое состояние, и отношения с командирами.

– В 2023 году жены военных говорили о проблемах с отпусками для участников СВО. Как сейчас обстоит дело с отпусками?

– Да, тогда проблемы с отпусками имелись, но это было связано со сложившейся ситуацией на фронте. Людей не было, некоторые не возвращались из отпусков. Однако сейчас ситуация изменилась и бойцов отпускают. На 15 суток ездят и обычные солдаты, и офицеры. Отпуск многие тратят, чтобы подлечиться, побыть с семьей.

– Сложно ли перестроиться во время отпуска на гражданскую жизнь, а после снова возвращаться на фронт?

– Почувствовать гражданку особо не получается – слишком мало времени. Возвращаться не страшно, но не хочется. Это опять напряжение, бессонные ночи, крики, выстрелы. Конечно, из комфорта в дискомфорт нет желания возвращаться, но ничего не поделаешь.

"Совесть есть – значит, семья сохранится"

– Как лично вы проводите свой отпуск? Как общаетесь с семьей?

– Я приезжаю домой и стараюсь обеспечить комфорт жене и дочери. Стараюсь больше проводить с ними времени. Даже на работу к жене приезжаю, помогаю чем могу. Дома делаю мужскую работу: всякие краны в порядок привожу, что-то еще. Чтобы потом, когда уеду, семья ни в чем не нуждалась.

Военная форма / Фото: amic.ru

– Знаю, что у вас необычная семейная история. Расскажите, как вы встретились с супругой?

– Мы поженились на СВО. Наши отцы дружили и мы друг друга знали, но не особо общались. Потом, когда мне нужна была помощь, чтобы восстановиться в армии, я у нее консультировался по юридическим вопросам. Так начали общаться. Когда я оказался на СВО, мы продолжили переписываться. Однажды она сказала, что хочет приехать. Приехала, и мы в 2022 году расписались.

– Я слышал, что часто участникам СВО не удается сохранить семью. Мол, после долгого отсутствия военный черствеет, семьи ссорятся и разводятся. Насколько это массовая история?

– Думаю, что это индивидуальные случаи. Через меня прошло около полутора тысяч человек, и это редкость, чтобы семьи распадались. Но случается. Винить тут кого-то одного не стоит. Не только жены бросают мужей, но и ребята находят тут местных женщин и уходят к ним. Это жизнь. Сам я не считаю, что это правильно. Думаю, что если совесть есть, – значит, семья сохранится, а нет – ну значит, нет.

– Сейчас много говорят о заботе государства об участниках СВО и их семьях. Поддержка государства чувствуется?

– По-всякому. Хотелось бы больше вовлеченности от сотрудников фонда "Защитники Отечества". Например, я просил, чтобы моей маме помогли решить вопрос со льготой на "коммуналку", но они ничего не сделали. Все необходимые бумаги мы принесли, а никаких подвижек нет. До этого еще один вопрос был, тоже не помогли. И товарищи мои сталкивались с подобным. Не скажу, что так повсеместно, но очень нужно, чтобы те, кто непосредственно на местах сидит, хотели работать.

– Многие солдаты и люди, связанные с СВО, говорят о том, что в России большинство населения живет, как будто не замечая, что происходит на фронте. Складывается ли у вас такое ощущение?

– Да. Организовываются концерты, мероприятия, которые не нужны, салюты разные. Мы не понимаем, что праздновать, если у нас непростая ситуация на фронте, а деньги вкладываются в развлечения. Для нас сейчас совсем не праздное время. От всяких "голых вечеринок" нас выворачивает. Даже в Барнауле летали "Стрижи" на День города. Давайте лучше вложим деньги в помощь армии. Тем более благотворительные фонды твердят, что меньше стало вложений. Сейчас им очень тяжело собирать необходимое. А помощь на передовой постоянно нужна. Может быть, если бы по телевизору обо всем говорили, то и вложения в благотворительные фонды бы пошли. Человек может прийти, ввязать одну-две ленточки в маскировочные сети, и это уже будет огромный вклад. Сейчас этим в основном бабушки занимаются.

Михаил Устинов с женой / Фото предоставлено Михаилом Устиновым

"Военные действия накладывают серьезный отпечаток"

– А как сейчас функционирует система оказания психологической помощи военным?

– С психологической помощью сложно – причем, честно говоря, парни не идут к психологам из-за своей лени, хотя им могут помочь. Многие думают, что справятся сами, и уходят в пьянство. С другой стороны, мало действительно квалифицированной помощи. Не хватает специалистов, которые бы занимались именно ПТСР. А это важная тема, военные действия в любом случае накладывают на человека серьезный отпечаток.

– А в армии психологи присутствуют?

– Вот именно – присутствуют. Но многие или не знают, как работать с военными, или не умеют, или не хотят. По крайней мере, так было в подразделениях, где я служил. Обо всех не скажу.

– Что для вас самое сложное на передовой?

– Потери ребят. Чем сильнее к человеку привяжешься, тем сложнее. И главное, что здесь нет инструкции, как это пережить. Каждый переживает по-своему. Пожалуй, тут поможет только разговор. Еще помолиться, наверное, надо.

"Молишься во время обстрела и без него"

– Есть такая фраза, что в окопе неверующих нет...

– Это верно. Там мало тех, кто не верит в Бога. У меня на территории в тыловом районе построен небольшой храм. По возможности забегаешь туда, свечку поставишь. Люди крестятся там, службы проводят. Ты молишься в храме, да и вообще всегда молишься во время обстрела и без него. Батюшки из Алтайского края приезжают. Я сам без крестика туда поехал, но потом в тыловой район приехал наш батюшка из Барнаула, крестики привез. И вот с 2022 года крестик я ношу.

Михаил Устинов (слева) на фронте / Фото предоставлено Михаилом Устиновым

– Но ведь в Библии говорится "не убий". Понятно, что в бою никуда не деться: не убьешь ты – убьют тебя. Тем не менее какая-то ответственность перед Богом за это чувствуется или нет?

– Нет. Раньше я и за противника молился, а потом перестал, потому что видел от них много плохого. Я не скажу за всех, есть и там адекватные люди. Но сейчас у меня нет угрызений совести никаких ни перед кем.

– Вы общались с украинскими военными – с пленными, например? Что они говорят?

– Пленные говорили, что просто хотят жить мирно. Они так же винят Зеленского и свое правительство в том, что те ситуацию довели до войны. Считают, что все миром можно было решить. Говорили: идем воевать, а сами-то, по сути, не знаем, за что. Большинство твердят, что их насильно забрала ТЦК. Я не знаю, где правда, где неправда. Но среди них самые нормальные – взрослые люди, которые застали советское время. Молодые уже часто с "промытыми" мозгами.

– Сейчас ходят разговоры о мире, об урегулировании конфликта. Вы верите, что это все скоро может закончиться?

– Кто долго там находится, уже устали и хотят мира. Но мы все понимаем, что закончится это все-таки не скоро. Если какие-то "договорники" будут, то это ничего хорошего не принесет. Все это долго будет продолжаться в меньшем или большем масштабе. Думаю, десять лет будет длиться, не меньше. Сейчас все разговоры о мире – пустые слова. Если мир и будет, то очень краткосрочный и потом снова конфликт начнется, только будет он в пять раз кровопролитнее нынешнего. Поэтому заморозки на линии соприкосновения нельзя допускать.

– Вы уже думали, что будете делать после окончания СВО?

– Когда я заключал контракт в 2022 году, меня ничего не держало на гражданке – семьи не было. Поэтому подписал сразу на десять лет. Так что буду служить дальше. Осталось чуть меньше восьми лет.

НОВОСТИОбщество

"Хотелось поесть борща". Большое интервью с мобилизованным на СВО из Алтайского края

НОВОСТИОбщество

Подвиг, ранение и потеря друга. Интервью с получившим орден Мужества участником СВО

НОВОСТИОбщество

"Главное — искренность". Интервью с психологом, которая лечит бойцов СВО и их семьи