"Власть – это бухгалтер": Золотарь о цензуре, "Войцеке" и почему театр – не Netflix
Скандальный питерский режиссер поставит в Барнауле к 100-летию театра драмы пьесу Фернана Кроммелинка
25 декабря 2020, 07:33, Вячеслав Кондаков
Бывший главный режиссер алтайского театра драмы имени Василия Шукшина Владимир Золотарь вернулся в Барнаул, чтобы к марту 2021 года в честь столетнего юбилея театра поставить спектакль по пьесе бельгийского драматурга Фернана Кроммелинка "Холодно и горячо, или Идея господина Дома".
Владимир Золотарь известен как экспериментатор, режиссер с особым творческим видением, умеющий создавать на сцене диалог разных эпох, стилей, жанров. За шесть лет работы в Барнауле в качестве главрежа Золотарь поставил несколько успешных спектаклей, билеты на которые невозможно было купить. Его "Войцек" получил несколько "Золотых масок" и главный приз на фестивале "Сибирский транзит". Однако не всем нравился режиссерский стиль Золотаря с голыми артистами на сцене. Негодуя от увиденного, некоторые зрители даже писали жалобы на имя Александра Карлина (который в ту пору был губернатором Алтайского края). В итоге Владимир Золотарь со скандалом уволился и уехал из Барнаула. Каким он видит алтайский драмтеатр после своего возвращения, как пандемия влияет на мировую культуру и почему можно говорить со сцены о проблемах страны – в большом интервью режиссера корреспонденту amic.ru Вячеславу Кондакову.
"Театр – этой мой образ жизни"
– Объясните мне, что должно мотивировать сегодня режиссера делать спектакль, на который придет только половина зала?
– Для театра это мучительнее, чем для режиссера. В Барнауле зрители хотя бы придут вообще. В саратовском ТЮЗе еще в середине сентября сдали дорогой для меня спектакль "Отцы и дети", но премьеры до сих пор не было. А это покруче, чем заполненный наполовину зал. Я в конце сентября был в Красноярске, где посмотрел спектакль Олега Рыбкина (главный режиссер Красноярского драматического театра им. А. С. Пушкина, – прим. ред.). Это был мой первый поход в театр за полгода. Было даже непривычно, что где-то в России играют спектакли, а не только их репетируют. Надеюсь, что рано или поздно, но наступит тот благостный момент, когда будет стопроцентная заполняемость зала. Когда делаешь артхаусные вещи, то небольшое количество зрителей – не проблема. Чудовищно сложно сейчас выпускать комедии. На них должен быть биток зрителей. Тогда и возникает необходимый комедии энергообмен со зрителями.
Я тут, как и многие режиссеры, просидел три месяца дома. Под конец я уже не знал, что делать со своей жизнью, куда себя деть вне театра. Пока сидел дома, в голове придумал 17 спектаклей. 16 из них забраковал, потом придумал еще новые. Когда не можешь работать – начинаешь беситься и кидаться на стену. Театр – этой мой образ жизни. Поэтому радовался, когда разрешили хотя бы репетировать.
– На кино пандемия оказала огромное влияние. Мировые киностудии выпускают свои премьеры не в кинотеатрах, а сразу на стриминговых платформах для домашнего просмотра. А как глобальная эпидемия отразится на театрах? Ведь смотреть спектакль, по моему мнению, на You-Tube – даже на самом огромном телевизоре – невозможно.
– Мне кажется, что все причастные к театру люди во время пандемии подсаживались на онлайн-показы спектаклей ведущих мировых театров. Можно было посмотреть то, что до пандемии невозможно было увидеть. Здорово, что все это было до зрителей, но пандемия окончательно показала, что театры в том виде, котором существовали всегда, никогда из нашей жизни не уйдут. Никакие онлайн-спектакли не заменят живого общения артистов и зрителей. Никакой экран наших гаджетов не передаст этот энергообмен. Даже киноэкран ее не транслирует. Как и в обычном общении, ни одни переговоры в Skype не заменят разговора за чашечкой кофе или кружкой пива. Я сейчас вынужденно общаюсь через интернет с художниками, работающими над моими спектаклями в других городах. Приходится все переделывать по несколько раз. Рисовать какой-то макет на ватмане и его показывать в камеру художнику. Теряется творческая химия. Если бы мы были рядом, то многие творческие решения принимались бы гораздо быстрее. Поэтому концептуально ничего после пандемии не изменится. Люди все равно будут приходить в театр.
"Когда артисты прозябают в нищете – это разве повод для гордости?"
– Вы говорите как художник, но меня еще интересуют экономические процессы. Недавно Владимир Путин хвастался, что ни в одной стране мира нет столько государственных театров, как в России. Вы же понимаете, что если бы не государство, которое поддержало театры деньгами, то им пришел бы конец?
– Статистику, которую привел Путин, я не проверял. Но у нас любят в стране создавать мифы. Полная брехня, что нигде в мире такой господдержки театров нет. Все ведущие немецкие театры сидят на государственных грантах. Причем они сопоставимы с бюджетами наших ведущих федеральных театров – с Большим театром или Мариинским. Уж точно немецким театрам выделяют больше денег, чем любому региональному в России и даже московским (которые не федеральные). У нас забывают, что и в США есть государственная поддержка. Но там существуют все условия для меценатов, которые получают некую для себя выгоду от того, что вкладывают условные 10 миллиардов в театр. Это в основном реклама имени этого мецената на афише.
Я вот легко представляю такое с Большим театром, но если твое имя напишут крупными буквами на афише Рубцовского театра драмы – то непонятно, зачем бизнесмену вообще это. Какой с этого рекламный прок? Театр – настолько дорогое дело, что 100 тысяч от бизнесмена или корпорации не сделают погоды даже для театра драмы в Барнауле. А крупный бизнес в России вкладывает деньги, но в театры, где и так их очень много. Простите, федеральные театры получают так много денег, что их бюджеты сопоставимы с бюджетами таких городов, как Барнаул. Студент, приходящий работать в федеральный театр, получает за свою работу больше, чем народный артист России в каком-нибудь областном театре.
– Учитель в Москве тоже получает примерно раз в пять больше, чем в Алтайском крае.
– При этом есть московские театры, где зарплаты примерно такие же, как театре драмы в Барнауле. Даже в Санкт-Петербургском театре Комедий артисты получают меньше, чем на Алтае. При том что в Санкт-Петербурге намного дороже жить, чем в Барнауле. Областные театры – это как другая планета. Поэтому большое количество государственных театров – не такой уж и пример для гордости. Мне как-то министр культуры одного региона хвастался, что у них в области работает десять театров. При этом шесть из них нуждаются в капитальном ремонте, на который нет денег. Все театры в области были недофинансированы. Когда артисты прозябают в нищете – это разве повод для гордости?
Тотальная нехватка денег родилась не вчера. Коммерциализация театра приводит к гибели искусства. Директор новосибирского театра "Красный факел" Александр Кулябин всегда объяснял, как учреждению свести плюс с минусом. Для этого нужно поставить фестивальный спектакль и на него потратить много денег, но заработать мало. А покрыть расходы репертуарной постановкой, на которую нужно немного, а народ будет ходить. Сейчас и это равновесие нарушилось. Директора театров, отвечающие за деньги, перестают рисковать. А любой театр – это риск. Это всегда поиск. Посмотрите на кино. Есть блокбастеры, которые в три раза окупают свои бюджеты. Но "Оскар" получают фильмы, которые проваливаются в прокате.
– Все верно. Но сейчас нужно очень постараться, чтобы заманить зрителей в зал. Придется подстраиваться и отказываться от артхаусных постановок в пользу коммерческих.
– Мне кажется, что вы ошибаетесь. Вот министр культуры РФ Ольга Любимова недавно заявила, что зрителям сегодня нужно больше комедий. В итоге в кино вал комедий, но вы видели переполненные залы? Вал был в кинотеатрах на "Доводе" Кристофера Нолана. Но он снимает не комедии, а фильмы, о которых есть ряд мнений, что скучно, много болтовни и научных терминов. Но на Нолане был вал, потому что это культовое кино, которое из-за пандемии тоже не отбилось в прокате. А если посмотреть на Netfliх, то в лидерах там новые картины Чарли Кауфмана или Дэвида Финчера. Причем Финчер выпустил не блокбастер, а совершенно авторское синефильское кино ("Манк" – новая картина Финчера о знаменитом голливудском сценаристе Германе Манкевиче, – прим. ред.).
– Алтайский театр драмы – это Netflix. Министерство культуры края не даст вам 100 миллионов долларов на проект мечты.
– Безусловно. Но будущее будет не за дорогими проектами, а за камерными историями с личным разговором со зрителем. Не знаю как в Барнауле, но мне кажется, что в последние три-четыре года у зрителей повысился интерес к театру. Появилась новая волна молодежи, которая никогда раньше бы не пришла. Потому что люди в мире стали общаться через гаджеты, возник дефицит коммуникаций. Сейчас же все засиделись взаперти, поэтому зритель обязательно вернется в залы.
"Власть – это бухгалтер, который всего лишь выдает деньги из кассы"
– Вы так интересно рассуждаете о судьбе театров. Я вспомнил, как еще студентом был на репетиции вашего спектакля "Войцек", где вы ярко и интересно объясняли артистам какую-то мизансцену. Признаюсь, что соскучился по вам и вашему творчеству, а вы скучали по Барнаулу?
– Сложно сказать. С одной стороны, в барнаульском театре драмы я работал дольше всего. С другой – меня страшит история о возвращении. Лучше чистый риск, чем ожидать чего-то от меня спустя 12 лет. В театре драмы сегодня работают другие люди, мир другой, я – другой. Мое возвращение – приключение без приключения. Пришлось тщательно выбирать материал. Тем более что я работаю над спектаклем, который выйдет в рамках столетнего юбилея театра драмы. В любом проекте важно придумать правила игры.
– Я некоторым знакомым сказал, что иду на интервью к Владимиру Золотарю. Двое из пяти человек знают, что вы – режиссер и что-то там делали в театре драмы много лет назад. Вам придется работать с чистого листа. Великолепного "Войцека" уже мало кто помнит вообще. Но есть и преданные вам зрители. Вы будете делать новую постановку для своих фанатов или для тех, кто ничего не знает о Золотаре?
– Когда знаменитую, но, как принято считать, неудачную "Дюну" снял Дэвид Линч, то журналисты жаловались, что фильм понятен тем, кто читал роман. А Линч им ответил, что и снимал для тех, кто читал роман. Это исключение из правил. В основном ты делаешь историю для всех. Та же "Ромео и Джульетта" – история о двух влюбленных. Остальное – вопрос трактовки. Ты можешь поместить этих героев в разные эпохи, заставить их петь. Зритель идет в театр за историями.
Так совпало, что моя новая постановка в Барнауле того же автора, с которого я начал свою работу в театре драмы. Но я стараюсь специально избегать диалога с сами собой. Даже труппа другая, другие художники-постановщики.
– После "Войцека" мне несколько человек объясняли, какой это мерзкий спектакль. Помню скандальную рецензию в газете "Два часа в сортире". Меня же – как и многих других зрителей – спектакль поразил и не отпускает до сих пор. Спустя годы как вы относитесь к обеим точкам зрения и при каких обстоятельствах вы не ушли бы из театра драмы?
– Я ушел вовсе не из-за "Войцека". Меня и не волновала реакция зала, который всегда был полон на этом спектакле. Мы живем в мире с таким количеством информации вокруг, что я не поверю, что людей реально возмущала Джульетта с сигаретой и голый Шарик на сцене в "Собачьем сердце". В конце концов, человек рождается не в трусах. Это ханжество. К сожалению, некоторые ханжи иногда ходят в театр. Реакция резкого неприятия – гораздо лучше коллективного равнодушия. В "Войцеке" не было ничего непристойного. Все, что я делал в театре драмы, – коммерческие постановки. Тот же "Великодушный рогоносец". Само название прикольное – что-то про рогоносцев. А "Ромео и Джульетта" – так вообще самая кассовая пьеса всех времен и народов. Наш зритель любит сказки, которые им уже много раз рассказывали. "Войцек" же получился единственным дорогим артхаусом, который я сделал в Барнауле. У постановки был колоссальный кассовый успех. Меня даже не расстраивали одиозные публикации в СМИ вроде "Два часа в сортире". Тем более что журналистка, поливавшая в статье спектакль и артиста Александра Хрякова, за год до этого написала на разворот статью, какой он хороший у меня в "Собачьем сердце". Мне кажется, что в целом у меня были хорошие отношения с барнаульским зрителем. Полюбиться всем могут только лицемеры. До того момента, как их лицемерия не раскрыли.
– Но так в этом и плюс, что зрителя постановка не оставляла равнодушным.
– Конечно. Просто в какой-то момент "писанина" этих недовольных зрителей дошла до руководства края, и они пытались все контролировать. Все вылилось в скандал, когда мы стали общаться с главой управления по культуре региона, которым на тот момент был господин Анатолий Ломакин, через СМИ. Я очень ржал тогда, что сам он, видимо, до театра не мог дойти. Никто бы меня все равно не уволил. Это все равно вылилось бы в грандиозный скандал, а именно этого власть боится больше всего. Просто тогда была создана масса невыносимых условий. Помню, как за две недели они отменили бенефис артиста Эдуарда Тимошенко, потому что надо было провести срочно съезд сельхозпроизводителей. И театр должен был уступать только потому, что была сделана реконструкция. А то, что ее провели халтурно, – никого из руководства региона не волновало.
Мы переносили премьеру "Войцека" только из-за того, что срочно им там наверху понадобился зал. Никого не интересовало, что у нас уже на сцене были дорогостоящие декорации. Треша было много. Договариваться с управлением по культуре было невозможно. У артистов были нищенские зарплаты. Просвета не было. Мне пытались "впихнуть" театральный курс. Я в Барнауле проработал на тот момент шесть лет и осознал, что мне нужна новая мотивация. Оставаться еще в театре на пять лет я не планировал.
– Слеты животноводов проходят и до сих пор.
– Конечно, но нынешний директор театра Любовь Березина хотя бы договорилась, чтобы предупреждали не за несколько дней.
– Просто вы мне напоминаете Дон Кихота: сражаетесь с ветряными мельницами. Руководство края дает бюджетные деньги и хочет, чтобы в постановках – на которые можно загнать школьников – не было голых людей и курящих героинь. А вы режиссер бескомпромиссный. Вы научились договариваться с властью?
– Бывает, хотя и очень редко, что художник побеждает. Во время "Сибирского транзита" вице-губернатор края приходил к жюри и просил не награждать "Войцека". А в итоге мы получили главный приз, пять номинаций на "Золотую маску" и ржачное интервью Анатолия Ломакина, что он не считает это серьезными наградами. В тот момент это была победа театра над властью, хотя жертвой этого триумфа был мой уход. Многие чиновники думают, что они дают деньги из своего кармана. Это деньги налогоплательщиков: мои и ваши. Власть – не меценат, чтобы заказывать музыку. Разве Барнаулу не нравились спектакли Дмитрия Егорова? (Экс главный режиссер Молодежного театра драмы, – прим. ред.). На его постановках были аншлаги. Тогда почему алтайская власть от имени народа уволила его?
Власть – это бухгалтер, который всего лишь выдает деньги из кассы. Никто же из бухгалтеров никогда не отдает свои собственные деньги, хотя бывают и такие.
Вернулась любимая русская забава "доносительство"
– Владимир Машков, Евгений Миронов и другие театральные актеры выходят на митинги за Владимира Путина. Даже пугаешься от этого. Тех, кто поддержал Кирилла Серебренникова, к сожалению, меньшинство. Я вспоминаю, как театральное сообщество края равнодушно молчало во время увольнения из МТА Дмитрия Егорова и "уголовного дела" против Татьяны Козицыной. А можно современному режиссеру – особенно в регионах – быть не с теми, кто агитирует за Путина, а с теми, кто говорит о проблемах страны. Например, в каком-нибудь спектакле показать, как наносят яд на трусы, и при этом нравиться власти.
– Для этого должны быть серьезные покровители во власти. Можно быть радикальным, но понимать, что пост худрука уже вряд ли получишь. Есть такие оппозиционные постановщики в московских театрах. Все совместимо.
– А был ли у вас момент, когда обошли острый угол из-за самоцензуры?
– Она работает у меня как-то рефлекторно. Я делаю именно так, как думаю. В моем "Тартюфе" в Ижевске, например, во второй половине спектакля зрители увидели много отсылок на президента, показанного в образе короля-спасителя.
– Забавно, что все либеральные идеи в театре воспринимаются положительно. Если бы вы сделали откровенную "заказуху", как Константин Эрнст в "Союзе спасения" (фильм о декабристах, – прим. ред.), то репутацию потом сложно было бы вернуть.
– Да. Мне с самоцензурой сложнее, потому что эзотерический театр никогда не был интересен. Мои провокативности – они другого рода. Павел Руднев хвалил мой "1984" в Омске за то, что я не стал искать прямые политические параллели, а сделал философскую притчу. Цензуры в России не так много. Вернулась любимая русская забава "доносительство", поэтому она идет снизу. Чиновники на самом деле не очень интересуются, что там происходит в их областных театрах, а крамолы хватает на телевидении. Много лет уже, как пародируют в Comedy Club Владимира Путина. Во времена Сталина расстреляли бы, а сейчас пародируют и пародируют.
Я не очень могу представить ситуацию, что спектакль могут снять сегодня по политическим причинам. Но директора театров все равно пугаются резких высказываний и в какой-то момент сразу просят режиссеров убрать какую-то сцену, чем доводить потом до скандала. Но в несвободе не рождается искусство.
– Театральные режиссеры строят замки из песка на берегу моря. Сегодня ни одной вашей постановки в Барнауле уже не посмотреть. Как вы лично относитесь, что делаете "продукт", у которого есть свой срок годности?
– И хорошо, что не идут. Театр вообще не живет вечно. В этом и есть его кайф. Театр реагирует на сиюминутность жизни. Я боюсь своих спектаклей-долгожителей, особенно когда меня нет рядом. Вводят новых актеров, которые не всегда понимают режиссерской задачи. Расшатывается связь и химия между актерами. Спектакли, которые я ставил в Барнауле 12-15 лет назад, не были рассчитаны на такой длинный путь. Поэтому в новой постановке "Холодно и горячо, или Идея господина Дома" буду вести диалог уже с новым зрителем, который не видел моих работ раньше.
Владимир Золотарь. Родился 13 февраля 1973 года в Ленинграде. Основатель Санкт-Петербургского театра Михаила Чехова и один из соучредителей Союза Правых театров России.
В 2002-2008 годах – главный режиссер Алтайского театра драмы имени Шукшина . В 2008-2011 годах – главный режиссер Нижегородского театра юного зрителя.
Лауреат Санкт-Петербургской театральной премии "Театрал-2000" в номинации "За яркий режиссерский дебют". Обладатель Гран-при и диплома за лучшую режиссуру IV Международного театрального фестиваля камерных спектаклей (Республика Карелия, 2002). Лауреат премии "За художественный поиск" Третьего межрегионального театрального фестиваля "Сибирский транзит". Обладатель Гран-при седьмого межрегионального театрального фестиваля "Сибирский транзит" и номинант Национальной театральной премии "Золотая маска" за спектакль "Войцек".
0
0
0
0
0
0
Комментарии 0