Потому что это очень страшно. Ветеран Великой Отечественной о войне, любви и жалости

22 июня 1941 года Ане Зуевой исполнилось 17 лет. Но день рождения она в тот день не отмечала. Впрочем, не отмечала его и раньше. Вообще ничьи дни рождения в ее большой семье (а у Зуевых было девять ребятишек) не праздновали, потому что "очень бедненько жили. И день рождения был как обычный день, ничем не выделялся".

Но тот день она помнит: по радио объявили, что началась война. "Страшно было. Так было страшно – не передать. Старшие, так кто плакал, а кто молчал. Многих почти сразу на фронт забрали", – вспоминает Анна Дмитриевна. Мы разговариваем по телефону: пока бушует коронавирус, не хочется подвергать ветеранов опасности. Даже самой маленькой. В этом году Анна Дмитриевна будет отмечать 96-летие. Да, сейчас она свои дни рождения празднует. А голос, кстати, у Анны Дмитриевны очень молодой, звонкий.

Мамина помощница

Семья Ани жила в селе Усть-Чарышское Усть-Пристанского района. Жили, как часто она повторяет, очень бедненько. Сами растили лен, мяли его, пряли, и ткали из него ткань тоже сами, на домашнем станке. Ткань получалась грубая, дерюга. Но из нее шили и постельное белье, и часть одежды. Спали дети на полу – все вместе. Все девять человек.

Отец был строителем, и часть домов в селе были построены его руками. В 1942 году его забрали на фронт. И больше ни жена, ни дети ничего о нем не знали.

"Неграмотный он у нас был. Ни мама, ни отец у нас грамоты не знали. Мы-то закончили семилетку, научили маму печатным буквам. А тятя только свою фамилию и мог выводить. Поэтому ни письма от него, ни весточки не приходило. Просто и не могло", – тихо рассказывает Анна Дмитриевна.

Аня была задорной девчонкой и маминой помощницей, работы не боялась, в руках все так и горело. В 17 лет ее взяли учетчицей машинотракторного парка в колхозе "Большевик".

А вскоре – отправили  в Алейск учиться на заведующую фермой. "Меня – в 19-то лет и заведующей фермой, – смеется Анна Дмитриевна. – Сейчас и представить невозможно. Ферма большая. У нас только овец тысяча штук была. Тогда никого уже из мужчин в колхозе почти и не осталось. Заведующим у нас был дедушка один. Я должна была его сменить".  

Однако курсы в Алейске отменили из-за войны. Вернулась Аня назад домой в колхоз.

"Я такая прыткая была. Только вскачу на коня – и пулей, куда нужно. Раз в пять дней надо было отчет увозить: каждый трактор описывать: сколько выездов, сколько пропахал или посеял. Все поля обскачу, все знала, ничего не боялась".

А потом вдруг поссорилась с бригадиром и большей частью на эмоциях написала заявление добровольцем на фронт. "Обидела меня тогда бригадир. Да крепко. Я и говорю поварихе – а пойдем напишем заявление на фронт. Вот и пошла. Осенью написала, а весной 1944 года меня призвали. Мама одна осталась с маленькими".

На фронте

Сначала Аню отправили на учебные курсы в Бердск. Там учили ползать по-пластунски, стрелять, разбирать винтовку. Кормили плохо: "Наварят селедки с лебедой, вот и вся еда".  

Из учебки поехала на Карельский фронт. Там молодой девчонке приходилось ремонтировать разбомбленную железную дорогу и регулировать движение колонн военной техники.

"А раз как-то меня шофер не слушается. Я ему машу-машу, а он прет напролом. Тогда подхожу к нему, а из машины выскакивает офицер и давай кричать на меня: мол, стану я какую-то сопливую девчонку слушать. Винтовку у меня отобрал. Хорошо, что недалеко наши ребята были, подбежали. Руки ему скрутили, увели. И больше я его не видела. А потом парни мне и говорят, мол, да не переживай, может, он вообще вредитель был, раз все наперекор сделать хотел".

Поблажек девчонкам не делали. Приходилось и на посту по ночам дежурить. "Перед тем как выпустить на дежурство, нас предупредили, чтобы мы были очень внимательны. Потому что случалось, что нападал противник и мог утащить с собой, чтобы выпытать все про нашу часть. Я очень напугалась тогда, и всегда была очень внимательной. Дежурила я на берегу реки, рядом с мостом. И вот однажды показался мне какой-то шум, а потом вроде как кто-то выскочил тихо-тихо в нашу сторону. Я винтовку с плеча и кричу: кто там? А никто не отвечает. Я выстрелила вверх, прибежал наш патруль: "Аня, что тут у тебя?" Я им все рассказала. Они – туда. Долго их не было. Уже мое дежурство закончилось, а они все не возвращались. Потом оказалось – поймали диверсанта. Да здоровый такой. Долго прятался, но наши смогли его схватить. Так мне потом даже благодарность объявили за бдительность".

"Жаль, не считала, скольких спасла"

А потом Анна попала на Второй украинской фронт. Там девушка была уже санитаром – вытаскивала с поля боя раненых.

Рассказывает, что порадовалась тогда тому, что уродилась высокой и сильной. "Росту во мне 168 см. И руки сильные. Вот и пригодилось раненных таскать. Где на плащ-палатке тащила, с кем ползком, а кого на себе выводила. Я потом уже задумалась – а сколько всего же их я вытащила? Не помню. Надо было как-то замечать, что ли. Самой даже интересно", – улыбается Анна Дмитриевна. Говорит, о страхе в те моменты и не думала. Просто видела: там нужна ее помощь и бежала.  

"Ну, вот вы работаете – вам страшно? Вот и мне тогда так же. Некогда было бояться. Вон – раненый, ему помочь надо. Там я нужна. Быстрей-быстрей этого дотащить, а там – другой уже зовет, помощи просит. Когда бояться?", – разводит руками.

Раненых надо было не просто с поля боя вытащить, их нужно до врачей доставить. Грузили солдат в машину и вместе с шофером везли в медсанбат. Один случай Анне особенно врезался в память. Молодой парнишка был серьезно ранен в живот и очень страдал. Пока ехали в медчасть, все время просил пить: "Пожалуйста, сестричка, водички". А ему нельзя. Анна над ним даже плакала от жалости, но воды не дала. А как довезли раненых, неожиданная беда – мест нет, их не принимают. "Ох, как же быть? Я аж в слезы. Особенно мне жалко того парнишку, он же не выживет. Показали там добрые люди мне на адъютанта, говорят, мол, обратись к нему, может помочь. Я к нему бегом, а сама реву. А он взрослый уже, лет 40. Мне в отцы годится. Давай меня успокаивать: "Не плачь, дочка. Сейчас решим. Следи за рукой". Пошел, с кем-то говорит, а я от него глаз боюсь отвести. Смотрю – машет, давай, мол, сюда своих раненых, Так я там к врачам: вы сначала этому парнишке операцию сделайте, он тяжело ранен, страдает, пить очень хочет, пусть он выживет. Мне пообещали его спасти".  

Почти замуж вышла

Уже почти перед окончанием войны, в Австрии, Анна была ранена – осколок попал в правое плечо. Его вынули, но рука так и осталась, как говорит Анна Дмитриевна, "словно недоделанная". Там, в медсанбате на австрийской земле Анна и встретила Победу. "Какая это была радость! Как мы кричали! Как нас подбрасывали ребята. Это было счастье!"

Но домой девушка поехала не сразу. После медсанбата ей пришлось еще послужить телефонисткой в 173-м минометном полку. Там Анна едва не выскочила замуж. Уже перед самой демобилизацией.  

"Как то встречаюсь с парнем с одним на дорожке. Он мне: "Ты откуда такая?" – "С Алтая". А он оказался с Новосибирска. О, землячка, говорит. И стал за мной ухаживать. В город поехал, спрашивает: что тебе привезти? А я ж деревенская, говорю: масло репейное для волос. А он мне и масло привез, и духи. А потом говорит: давай поженимся. Я растерялась как-то, домой ведь уже собиралась, и говорю: ну давай. А надо же было разрешение сначала взять. Вот он утром за ним поехал. Приезжает, а я уже в машине сижу, домой собралась. Он мне: Аня, я бумагу привез, давай поженимся. А я нет, не хочу. Всю ночь думала и поняла – хочу домой. Не могу больше здесь оставаться. Он меня уговаривал, мол, не будет у вас там парней в селе, одна останешься, пожалеешь. А мне ничего не надо было – только домой. Были бы крылья, так бы и улетела".  

"Спрашивают иногда: молодые же были, влюблялись, наверное, на фронте. Нет, не влюблялись. Не до того нам было. Все мысли о другом: что сделать надо и скорее бы война кончилась", – задумывается Анна Дмитриевна.

"Одна ты такая"

В родном районе вернувшихся с войны встречали радостно. Чествовали, как настоящих победителей. Аню довезли до самого дома. А когда она вошла во двор, первую кого увидела, была мама.

"Она как раз кринку помыла и на забор хотела повесить. И тут меня видит, кринка из рук падает и разбивается, а она – ко мне и плакать: Господи, ты вернулась. Я тоже плачу и говорю: ну что ты мама, у тебя таких гавриков, как я, еще полон дом. А она мне: нет, такой, как ты у меня больше нет. Одна ты такая".

Сейчас Анна Дмитриевна, несмотря на свой  возраст, с удовольствием общается со школьниками. Со слезами рассказывает, как дети, пригласившие ее в школу, встречали у крыльца с цветами. "Я растрогалась так, что даже говорить не могла".

Это очень важно, когда дети знают и помнят о той войне, говорит ветеран. Начинаешь  верить, что такого больше не повторится. Хотя сама она даже фильмы о войне не смотрит – не может, уж слишком начинает переживать. "Не надо такого никому. Пусть никто больше не знает, что это такое – война. Потому что это очень страшно".