Михаил Горбачёв рассказал, как начиналась перестройка

Часть программы "Вести в субботу" посвящена 25-летию перестройки: показали откровенное интервью с Горбачевым. 

В качестве эпиграфа использованынесколько цитат из дневника, который вёл Анатолий Черняев - ответственный сотрудник ЦК КПСС, в перестройку он стал помощником генсека, но в ЦК пришёл работать задолго до этого. И записывал то, что обычным людям в масштабах страны знать не полагалось.

Итак, вспомним, вернее даже, узнаем, о чем говорили в ЦК хотя бы в начале 80-х. Олимпийский 80-й. 19 декабря, день рождения Брежнева. Отрывки из дневника Анатолия Черняева: "По телевизору - всякие слова о благе народа, о мощном развитии страны, о великих достижениях. А в Харькове и Ростове... надо в 6 утра встать в очередь, чтобы достался литр молока. В Челябинске - вообще шаром покати. Положение со снабжением мяса - катастрофа". А вот запись за месяц до этого: "Участились забастовки. Примеры - по всему Союзу: Алитусский хлопчатобумажный комбинат в Литве, Завод имени Орджоникидзе в Златоусте, Комбинат детской одежды в Ашхабаде, Копейский машиностроительный завод..." Всего забастовок - под три сотни. Но "реальных средств покончить с этим у нас нет, ибо нет... мяса".

"О том, как в народе оценивают следствия перестройки, поговорим отдельно. А пока погрузимся в атмосферу середины 80-х, когда всё могло так и оставаться, и Горбачеву еще нужно было пробиться. И поначалу у всех без исключения был восторг. Вспоминать будем с самим Михаилом Сергеевичем", - сообщают "Вести".

На вершине власти он оказался в марте 85-го. Главой системы тогда становился тот, кто сначала получал странно звучащий ныне титул, почти из одних согласных – "генсек ЦК КПСС". Своего рода верховный "жрец диковинного культа", которому полагалась целая система ритуальных поклонений.

1985 год. Уже не март, а октябрь. Открытие в Москве памятника Ленину. Но вот, как на восьмой месяц даже его, Горбачева, правления по привычке начинался стандартный репортаж советского телевидения: "Тепло и сердечно приветствовали собравшиеся товарищей Горбачёва, Алиева, Воротникова... Русакова". Удивляться нечему: многие годы и сам Горбачев действовал в этой советской стилистике, буквально сводившей зубы. Тем смелее было решение Горбачева, когда он сам добрался до вершины - заявить о необходимости перемен. Тем стремительнее и непредсказуемее оказались перемены в стране, которая вдруг выяснила, что генсеки - они не "полубоги" и не "истуканы", а живые люди. Хотя вначале это вызывало восторг.

И вот, еще через 25 лет.

- Михаил Сергеевич, я хотел начать с того, что Вы очень неплохо выглядите. Как Вы себя чувствуете?
- Это секрет, который не может никак раскрыть никакая разведка.
- Ну, если честно?
- Я чувствую себя, скажем так, лучше, чем могло быть. Было время, когда я скис, а тут вот еще Раиса "подвела". Не знаю, или я ее подвел, или она меня. Она не выдержала перестройку. Тяжело. Мы думали когда-то с Раисой Максимовной, что вот главное дожить до начала XXI века.
- Ну, это Вы уже перешагнули.
- Да, а она не дожила. Я вот дожил.

Вместе тогда они перешагнули нечто, действительно, совершенно немыслимое.

Одна из первых, непривычных тогда совместных, то есть вместе с женой, поездок нового генсека по стране - на родное Ставрополье. В этих полях и начиналась карьера Горачева. Сначала - помощника комбайнера. За ударный труд он - 17-летний - получил Орден Трудового Красного знамени. Это и стало "путевкой в жизнь".

Учеба в Московском университете, а затем - комсомольская и партийная карьера. Сначала - на родном Ставрополье, где он дорос до первого секретаря крайкома, и где овладел основами аппаратной интриги, что так пригодилось потом и в Москве - в секретариате и политбюро ЦК.

Тот самый зал заседаний политбюро, которое Горбачёв стал вести, когда совсем плох стал Черненко. "Я думаю, что, перефразировав Вольтера, если бы даже не было Черненко, его надо было выдумать", - рассуждает Михаил Сергеевич.

Печально знаменитая съемка - символ маразма, в который впала позднеесоветская система: смертельно больной Константин Устинович Черненко - на избирательном участке, оборудованном прямо в кремлевской больнице. Со словами поздравлений к нему подходит первый секретарь Московского комитета партии Гришин. В народе, кстати, ходил упорный слух, что сменщиком будет именно он. Вышло по-другому.

- Михаил Сергеевич, вернемся в 84-й год.
- Чем он Вам так понравился?
- А это год, предшествовавший Вашему избранию 11 марта. Кого бы Вы назвали главными тормозами Вашими, Вашими главными врагами внутри политбюро?
- Врагов не было.
- Врагов не было?
- Врагов не было. Это нормальная политическая конкуренция. Но я был самым молодым, поэтому казалось, что слишком рано.

Тем не менее, именно он, Горбачев, на сессии Верховного Совета, представляет кандидатуру Черенко на пост председателя президиума. С точки зрения советского ритуала, это намёк на то, что преемник лично Константина Устиновича - дорогой Михаил Сергеевич. Но тут же старики ставят молодого Горбачева на место.

- Поразительный момент - 84 год, Константин Устинович Черненко - генеральный секретарь, Черняев это также описывает. И почему-то вдруг Вы - формально в этот момент - второй человек в партии. Но Звезду, третью Звезду соцтруда Черненко вручали не Вы, а Устинов. Это, наверное, какая-то большая аппаратная интрига за этим стояла, да?
- Нет, тут все ясно. Для нас, кто там был, все ясно. Когда Устинов в политбюро говорил - "Нет, нельзя" – это значило, нельзя. И такое при Брежневе было.
- Существуют свидетельства того, что в ту ночь, после смерти Константина Устиновича Черненко, Вы вызвали несколько человек - Загладина, Александрова, Лукьянова и Медведева и попросили их подготовить (теперь цитирую Ваши слова), не знаю, помните ли Вы, что так сформулировали: "Речь для того, кто будет генсеком". У Вас в какой момент все-таки наступила ясность, что Вы становитесь?
- Да именно так. Я одержал. Между прочим, это было безо всякого лукавства, а было принципиальное мнение. Ситуация такова, если я буду с трудом проходить, когда встал уже даже вопрос так, я не буду настаивать и сниму свою кандидатуру.
- Какие варианты Вы для себя допускали? Гришин – генсек? Романов? Кого Вы предполагали, что, возможно, могут избрать, если не Вас?
- Я думаю, что, скорее всего, этот "кто-то" был бы, когда-то я думал, что Устинов,
- Он уже умер к тому времени.
- А он умер, да. Я думал, что Устинов. В другом случае - Громыко.
- Вы при генсеке Громыко выжили бы?
- Да.
- Все равно, ожидая того часа, когда наступит время для вас?
- Я был заинтересован, чтобы был самостоятельный человек, с суждениями и ответственный. Он знал, что я лишен всяких, так сказать, интриг и прочее.

В данном случае Горбачев, правда, сразу всего не договаривает. Конечно же, интрига была. И еще какая. И появлению в Колонном зале Дома Союзов на похоронах Черененко именно Горбачева - во главе похоронной комиссии, а, значит, в качестве нового "первого лица" предшествовала именно интрига, которую организовал сам Горбачев.

- Умер Черненко 10 марта. В 7 часов мне сообщил Чазов. На 10 часов ночи или 11 я назначил политбюро, поскольку я и то, и другое вел. Я ведущим как бы был фактически. Вот. И нашел Громыко - он провожал кого-то в Шереметьеве - и сказал, что прошу его на 30 минут приехать. Вот у нас был короткий разговор, поразительный. Это показатель того, насколько иногда короткий разговор сильней самых длинных. Я сказал: "Ну, то, что смерть наступила, мы с вами знали, что она вот-вот. Мы все, в курсе. Но люди ждут перемен, во-первых. Во-вторых, очень трудно. Нам нельзя уходить от перемен. Надо брать ответственность. Надо решаться". Я думаю, что в это ситуации нам надо объединиться нашими усилиями. Он сказал: "Я согласен с вашей оценкой и согласен с тем, что надо объединить с усилия".
- Я был тогда школьником, я очень хорошо помню.
- Даже ты чувствовал.
- У нас, у наших родителей было ощущение, что перемены назрели. У Вас эти были ощущения? У Вас оказалась власть в руках. У Вас был план, Михаил Сергеевич или было в большей степени ощущение на тот момент?
- Нет, конечно, уже многое было нам понятно, и просвечивались и направления - как. Андропов создал группу - я, Рыжков, Долгих, еще кто-то, в задачу которых входили прорабатывать направления реформирования. И андроповский замысел и толчок - он остался.

Сегодня нет смысла рассказывать, чем обернулись те преобразования. Даже если кто-то по молодости не помнит, как это было тогда, то следствия начатого Горбачевым чувствует и сегодня. Нас же - в 25-ю годовщину - больше всего интересовало, как чувствует себя тот, кто всё это начал.

- Кто-то на Вас молится. Кто-то Вас проклинает. А Вы бы сами, если Вас сегодняшнего вернуть на 25 лет назад, сделали бы все то же самое, что сделали?
- Да, я делал бы тоже, но, конечно, умнее был бы. Знал, какие мы просчеты - и с партией, и с Союзом… Все можно было решить.
- У Вас есть мечта, которую вы до сих пор не осуществили, Михаил Сергеевич?
- Всегда хотелось лучшего. Я такой. Я - все-таки мечтатель.