Жительница Алтайского края несколько месяцев скрывала тело умершей, чтобы получать за нее пенсию
Шокирующий случай произошел в поселке Перешеечный Егорьевского района Алтайского края. Еще в январе 2007 года здесь умерла одинокая бабушка Пелагея Васильевна Попельных. Соседка-"хожалка" (так в деревне называют женщин, ухаживающих за стариками) смерть скрыла и за свою покойную подопечную получала пенсию как за живую.
Пять месяцев тело старушки пролежало на кровати. Дом превратился в кормушку для крыс и мышей, а потом 37-летняя Нина Щеглова с 18-летней дочерью завернули останки в мешок и закопали у себя в сарае. Только 18 апреля 2008 года милиционеры вывели Щегловых на чистую воду. Нина говорит, что на такой ужас решилась от безысходности: на что хоронить старушку, если за душой ни копейки? Но соседи уверяют: пусто было не за душой, а в душе...
Корреспонденты газеты "Алтайская правда" побывали в Перешеечном, где никого не удивишь историей про "жизнь" после смерти...
"МЫ ВСЕ БЫЛИ В ШОКЕ"
Перешеечный - бывший поселок-курорт - расположен в живописном месте. Когда-то сюда со всего Союза приезжали лечить туберкулез, а теперь самому "райскому уголку" требуется оздоровление: куда ни глянь - перекошенные домишки и пустые улочки. Несмотря на рабочий день, народ толпится на почте, все обсуждают историю с Пелагеей Васильевной. На почте Нина Щеглова получала за старушку пенсию. Сейчас только выяснилось, что за мертвую. Начальник почтамта Галина Верхошанская рассказывает:
- Совесть ее не мучила: десять месяцев получала деньги и даже глазом не моргнула. А в октябре 2007-го приехали в село врачи стариков смотреть. Ну и Нинку предупредили: мол, готовь бабушку, дома приберись. В тот же вечер она прибегает и кричит: "Пелагея, как узнала про врачей, сбежала в лес". Шум подняла, даже заявление в милицию написала о пропаже. А раз старушки нет, пенсию ей прикрыли.
К тому времени, с января по октябрь, хожалка успела получить около 30 бабушкиных тысяч. На вопрос, большие ли это деньги на селе, слышишь вздохи: "У нас у мужика самая высокая зарплата 2900 рублей. Да мы таких денег и в руках-то не держали. Здесь на них можно машину купить и одеться с ног до головы. Только какую совесть нужно иметь эту одежду носить-то?!"
Зоя Константиновна Савельева, староста поселка, говорит:
- Нина женщина была во всем положительная, плохого не подумаешь. В школе ее членом родительского комитета избрали... Никому и в голову не пришло, что она способна на такое. И почтальонки ей верили, она ведь за многими стариками ходила и никого не обижала...
Нина
Дом, в котором живет Нина Щеглова с тремя детьми (старшей дочери 19 лет, сыну - двенадцать, а младшей всего несколько месяцев) достался ей от старушки, за которой она несколько лет ухаживала. Во дворе у Нины четыре собаки, самая злая привязана как раз к той сарайке, где была закопана старушка. Дверь нам открывает двенадцатилетний Максим Щеглов. Он единственный из семьи, кто не прячется от людей: ходит в магазин за продуктами.
В доме чисто. Нищими Щегловых не назовешь: телевизор, на столике сотовый телефон, на умывальнике зубная паста "Блендамед". Видно, и ремонт делали не так давно. Разве что на кухне не работают часы. "А, китайские", - хмыкает хозяйка, но мне кажется, часы не врут: нормальная жизнь здесь давно остановилась...
Нина баюкает на руках новорожденную дочку, целует, обнимает. Крошке всего три месяца. Пелагея Васильевна умерла 17 месяцев назад. Выходит, о ребенке Нина задумалась, уже получая соседкину пенсию, будто для подстраховки... "А кто вы по профессии?" - "По профессии? -удивленно переспрашивает Нина. - У-у-у, по профессии у нас уже сто лет никто не работает..."
Щеглова не прибедняется: найти работу в поселке практически невозможно. "Нинка - баба трудолюбивая, непьющая, была и уборщицей, и разнорабочей. Как ее угораздило..." - это местный мужичок рассказал мне, показывая дорогу к ее дому.
Нина говорит медленно, как тяжелобольная: "Бабка была того (крутит у виска), могла в меня поленом запустить. Деньги в печке сжигала. Я ее, бывало, и на свои кормила, мыла, бинты покупала, лекарства. Даже платки дарила. Вечно мне этих бабок навешают... Принесли документы, кинули на стол, мол, кроме тебя, здесь некому. Вы меня поймите, что я, изверг, что ли! Намучилась я с этой бабушкой, хотела даже отказаться, а она: "Не бросай, кроме тебя, кому я нужна-то". Так и жили: то наорет, то приголубит..."
Мы сидим за обеденным столом, у окна. Стоит повернуть голову и мурашки по коже: в двадцати метрах черный силуэт старого дома, где пять месяцев пролежала старушка... Спрашиваю: "Вам ее что, совсем не жалко было?"
"Жалко..." - Нина кается без слез, только по глазам видно: все, что можно, она уже выплакала. Объяснения у нее такие: "Умерла бабка 27 января, свои деньги у нас вышли все, а потом получили ее пенсию и растратили, думали, до следующей дотянем, так вот до весны и жили... Самое страшное было ее закапывать. Мы, когда с дочкой домой вернулись, весь валокордин, что нашли, выпили - не помогло"...
Скажу честно, при всем желании понять Нину очень трудно. Она не пытается оправдываться, глаза у нее пустые. Один раз мне стало ее действительно жалко. Мы попросили ключ от дома Пелагеи Васильевны, открывать замок с нами пошел ее сынишка Максимка. Пацан смышленый. Спрашиваю его: "Мамка-то часто плачет?" Мальчишка, выпучив глазенки, вздыхает совсем как взрослый: "Да плачет... я ее жалею... А может, ей нужны были эти деньги? Ну так, что очень-очень..."
Нина - деревенская мать-одиночка. Говорят, ее старшая дочка мечтала уехать учиться в Барнаул. "Другие девчонки поскромней, кто в колледжи, кто в училища, а она хотела в город, на юриста выучиться. С детства об этом грезила, отец вроде как у нее милиционером был... Ей народ говорил, мать твоя не потянет, а она все мимо ушей..." - судачат местные жительницы.
ПЕЛАГЕЯ ВАСИЛЬЕВНА
О Пелагее Васильевне мало что известно. Трудно было отыскать даже ее фотографию. "Была она человеком не общительным, -рассказывает Зоя Константиновна Савельева, староста в Перешеечном, - переехала к нам из Рубцовска. Работала в горячем цехе на заводе, так что здоровье было слабое, а когда сын ее трагически погиб, совсем слегла..."
От переживаний у старушки образовалась на голове опухоль. Шишка кровоточила, без платка она стеснялась выходить на улицу.
Галина Верхошанская, начальник местной почты, вспоминает:
- Мне она иногда жаловалась. Говорила, такие боли по ночам мучили, что она просыпалась от собственного крика. Сил не хватало терпеть... Ясно, что она своего недуга стыдилась, лишний раз и в дом гостей старалась не приглашать. Можно понять: не до уборки ей было.
- Добродушная, - говорит Любовь, продавец в магазине, - купит колбасы, пока до дому дойдет, всех собак накормит.
Любовь сдерживается, чтобы не расплакаться: "Я частенько спрашивала нашу соседку Нинку: "Как бабуля-то?" А она: "Да что этой бабке сделается! Болеет, но ест нормально". Она и продуктов накупала много, как будто и себе, и Пелагее Васильевне, а оказывается, бабули-то нет давно... И не похоронил ее никто по-человечески..."
ТЕТРАДКА В КЛЕТОЧКУ
Говоря со мной, продавщица отоваривает народ и не успевает делать записи в тетрадочку. Здесь даже хлеб и молоко люди берут в долг. И судя по тому, как исписана у Любы тетрадочка, ясно: "живые деньги" в поселке дефицит. "Получишь зарплату и в магазин - рассчитываться, а потом опять - "под роспись".
Бабули у прилавка "навостряют ушки", магазин - это единственное место, куда могут прийти развеяться молодежь и пенсионеры. Зоя Константиновна рассказывает: "Раньше в нашем поселке были три клуба и три библиотеки, а теперь ничего не осталось... Баня была, и ту закрыли - не выгодная. Мы про себя-то молчим: нас 9 мая школьники поздравляют и на День пожилого человека, а вот молодежи здесь каково..."
Спрашиваю: "А много у вас в поселке одиноких стариков?" Народ вздыхает: "Да где ж их нет?"- "Страшно, наверное, так жить?" Бабули отводят глаза: "Все равно не оставляют нас совсем-то, если что попросишь - помогут. Несколько лет назад старушка умерла: всем селом собрали деньги, сельсовет помог, похоронили. Даже гроб красной материей оббили. Мы как рассуждаем: наверху не оставят, все равно закопают. Плохо или хорошо, но до кладбища донесут".
КЛАДБИЩЕ
В таком маленьком поселке, где нет ни церкви, ни библиотеки, ни музея, старое деревенское кладбище словно достопримечательность. Его вековые кресты, голубые оградки не наводят страха, только воспоминания. И видно: не забывают здесь покойных. Несколько женщин как раз чистят у памятников траву. Зоя Константиновна показывает нам могилы одиноких стариков, на них цветы, кое-где есть скамеечки... Могилку сына Пелагеи Васильевны отыскать нетрудно: место на пригорочке, хороший памятник. "Просторно у могилы, как для себя место оставляла... Сильно она сыночка любила! Если хоронить, то только здесь..." - вздыхают местные жительницы.
Народ в Перешеечном, как и я, еще не знает, что Пелагею Васильевну втихую от всех уже похоронили 22 апреля 2008 года...
ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ
Как только я зашла в кабинет к главе района Николаю Осколкову, он попросил выключить диктофон. Оказывается, про случай с Пелагеей Васильевной глава впервые слышит! Может ли такое быть, если об этом гудит весь район? При мне он начал вызывать специалиста по соцзащите, звонить в милицию и Марине Тибекиной, главе Лебяженского сельсовета (к которому и относится поселок Перешеечный). Выяснилось: останки Пелагеи Васильевны прокуратура отправила в Рубцовск на экспертизу, а спустя несколько дней позвонили в сельсовет, мол, забирайте, хороните... А здесь решили: чтобы не возить бабушку обратно, захоронить ее в Рубцовске на городском кладбище... Марина Тибекина объяснила нам это так:
- Мы иногда хороним по четыре человека в день. И все за счет сельского совета. Только чтобы нанять машину, нужно заплатить две тысячи... Мне что, всех на свои деньги хоронить? Был у нас случай: два года назад умерла одинокая бабушка. Мы от сельсовета устроили хорошие похороны, даже поминки справили. А через полгода приехала бабушкина дочка и стала нас обвинять, что мы какие-то похоронные деньги себе присвоили. Так что теперь мы делаем так: подписали договор с фирмой ритуальных услуг из Рубцовска, у которых есть лицензия, и хороним по закону.
А вот среди местных жителей есть и другое мнение: "По-человечески похоронить бы ее здесь, кто к ней в Рубцовске на могилку-то придет?.. Мы бы по дворам пошли, насобирали бы и на гроб, и на похороны..."
Понятно, что сельсовет - это не похоронное бюро, так и случай с Попельных - не рядовой. Она не бомж, не пьяница - напротив, по документам, которые мы случайно отыскали, - ветеран труда. Но, видимо, про это никто в сельсовете не вспоминал. Если бы вспомнили, то с января 2007-го по апрель 2008-го (столько Нина скрывала смерть Пелагеи Васильевны) не проходили бы мимо почерневшего дома старушки, где всю зиму не топилась печка... К тому же Нина официально не была оформлена опекуном. Марина Анатольевна это подтвердила: "Чтобы человека законно оформить в опекуны, нужно, чтобы он нигде не работал. А кто в деревне согласится на копейки, которые соцработник получает, жить? Чаще бабушка с хожалкой договариваются на словах, полюбовно".
Видимо, заручившись этим же принципом, почтальонки выдавали Щегловой бабушкину пенсию. И ни разу не попытались хоть глазком посмотреть на саму пенсионерку...
А между прочим, в крохотном Перешеечном есть даже свой совет ветеранов, и рапорты о его хорошей работе облетают весь район... Впрочем, что требовать с общественной организации, когда попроведывать больную старушку за все это время не удосужились даже врачи...
ФАП
Фельдшерско-акушерский пункт Перешеечного - это старый частный дом на окраине села. Фельдшер Любовь Мязина недавно вышла из декретного отпуска. Валентина Васильевна Белик, которая замещала ее с февраля 2006 года, сейчас работает посудомойкой в школе... Узнав, что мы хотим с ней встретиться, Белик сбежала с рабочего места и спряталась в поселке. Мы искали ее по всему Перешеечному, но женщина отказалась от разговора, и понятно почему...
В ФАПе нет амбулаторной карты Пелагеи Васильевны. Мязина разводит руками: "Я ушла в декрет с февраля 2006 года, ничего не знаю, карта могла и с ремонтом потеряться..."
Мы попросили посмотреть патронажный журнал (по правилам, в нем должен фиксироваться каждый визит к пациенту и краткий диагноз болезни). Передо мной толстая конторская книга, которая, прямо скажем, ведется беспорядочно. Например, за период с сентября 2006-го по 2008-й (когда фельдшером была Белик) здесь вообще исписано от силы пара листиков...
Подсчитали и вышло: с 2004-го по 2008 год фамилия пенсионерки Попельных упоминается в журнале всего четыре раза! В 2004 году к Попельных было три визита фельдшера (это была еще Любовь Мязина). Выписка из журнала: "28 октября 2004 года Попельных с инфицированной раной лица транспортирована в ЦРБ, 10 ноября 2004 года Попельных транспортирована из ЦРБ домой, 11 ноября 2004 года - перевязка с фурацилином инфицированной раны лица". И все! Следующий раз фельдшер пришла к Пелагее Васильевне только 4 августа 2005 года, и то, чтобы поставить прививку...
Хотя о том, что бабушка серьезно болела, говорят в селе все. Да и Любовь Мязина это не отрицает:
- Дело в том, что уже тогда Нина Щеглова начала за бабулей ухаживать. Я Нинке говорила: "Вези старушку на обследование в Рубцовск, чтобы ей диагноз поставили". А она, мол, нет у меня ни транспорта, ни денег. А раз Нина не взялась, кто ее повезет? Ни ЦРБ ее не повезет, ни я...
Спрашиваю: "А как же так получилось, что с августа 2005 года ни одной записи, что фельдшер бабушку проведывал?" Мязина оправдывается так:
- Потому что фельдшер Валентина Васильевна, которая меня замещала, не знала ни участка, ни работы...
Смею добавить, что фельдшеры в Перешеечном еще и не знают своих должностных обязанностей. В должностной инструкции заведующего ФАПом (подписанной главврачом Егорьевской ЦРБ Сергеем Шулениным) черным по белому написано:
Заведующий ФАПом обязан:
- Регулярно проводить подворные обходы с целью выявления инфекционных больных и привлекать к этой работе санитарный актив.
- Принимать активное участие в организации профилактических медицинских осмотров населения своего участка, проводимых врачами, помогать им в отборе лиц, нуждающихся в диспансерном наблюдении...
После посещения ФАПа мне пришлось долго добиваться встречи с главврачом Егорьевской ЦРБ Сергеем Шулениным.
- Почему Пелагею Васильевну так игнорировали врачи?
- Бабушка была же "не лежачая". Вот была бы она "лежачей" больной, ее бы посещали.
- Если человек несколько лет не выходит на улицу, как раз можно предположить, что он "лежачий". Все соседи говорят, что у нее была онкология.
- Мы не можем ставить диагноз - была у нее онкология или нет. Для этого она должна была поехать на обследование в Рубцовск. Подворные обходы у нас делаются регулярно в начале года. Фельдшер составляет данные - сколько у нее на участке "лежаков". И пишет план диспансерного наблюдения. От Пелагеи Васильевны и ее хожалки жалоб не поступало...
РАЗОБЛАЧЕНИЕ
Деревенские бабушки говорят: "Сколько веревочке ни виться, все равно конец найдется". А прокуратуре еще придется пораспутывать узелки на этой веревочке. Прокурор Егорьевского района Станислав Поздняков рассказал нам, как раскрыли это преступление. После того как 22 октября 2007 года Нина написала заявление в милицию о якобы пропаже старушки, оперативники принялись искать бабушку. Результатов не было. И решили проверить хожалку на детекторе лжи. Нина сразу отказалась. Аргумент выдвинула такой: на проверку нужно ехать в Рубцовск, а у меня маленький ребенок. А вот Нинина дочка как раз в эти дни находилась в городе. Формальная проверка подействовала на девчонку, и та во всем призналась. Может, действительно замучила совесть? А вот Нина открещивалась до последнего, пока бабушку не откопали...
Уезжаю из Перешеечного, сжимается сердце - еще раз подхожу к дому Пелагеи Васильевны. Стою у покосившегося забора, где-то неподалеку топится банька. Здесь с окраины деревенский поселок так похож на старичка с ревматизмом: кряхтит, смолит папироску и ждет из города весточки... И не пересчитать, сколько у нас по краю таких поселков-пенсионеров, с причудливыми именами, морщинистыми улочками, переживших на своем веку войну, а теперь "еле-еле душа в теле" мыкающихся от одиночества...
У Гоголя "мертвые души" - это не только умершие крепостные, но и духовно омертвевшие помещики и чиновники. Сколько таких в наше время? Ведь если бы врачи, социальные работники, районные чиновники с душой относились к своей работе, то уж за год-то хоть кто-нибудь навестил бы одинокую старушку, тем более такую больную: принес бы открыточку к празднику, справился: "Как ваше здоровье, Пелагея Васильевна?"
P.S.
До райцентра Новоегорьевское добиралась на автобусе, оставалась пара километров, и тут водитель притормозил у местного кладбища. Двери распахнулись, но старушка не могла забраться в салон. И никто не подал ей руки. Я попыталась помочь, но старушка была грузная. От беспомощности она цеплялась тростью за автобус... После нескольких попыток женщина в салоне не выдержала: "Мужчины-то пусть помогут!" Здоровенный парень, такой высокий, что, кажется, ему нужно нагибаться, чтобы не пробить потолком голову, одним махом впихнул бабулю внутрь. Водитель попросил рассчитаться за проезд. У горе-пассажирки денег не оказалось. Я сказала, что заплачу, и тут же превратилась в изгоя. Будто сделала что-то ужасное... Не хочу себя хвалить, мол, глядите, какая я хорошая. Обидно... Почему делать добрые дела, даже такие пустяковые, теперь считается чем-то постыдным?! Я не видела, чтобы кто-то в селе смотрел на дом Нины Щегловой с презрением. Скорее, с непониманием, а здесь... Что-то доброе воспринимаем в штыки, а вот бесчеловечн ы м поступком уже даже в деревне никого не удивишь. И никто тебя не призовет к совести. Знаете, что про случай с Пелагеей Васильевной в райцентре говорят? "У-у-у, надо же: вон по телевизору показывали, скелет в шкафу десять лет пролежал, а тут у нас под боком почти такое же!" И это в деревне, где всегда считалось, что люди добрее и проще нас, городских...