Уроженцу Алтайского края сдались 27 тысяч румынских солдат, а его до сих пор считают пропавшим без вести
Предлагаемый вниманию читателей документ "Сообщение парламентера Н-ской дивизии старшего лейтенанта Ивана Балашева" был обнаружен лишь недавно московским историком Алексеем Безугольным среди материалов 7-го отделения (работа среди войск противника) политотдела 223-й стрелковой дивизии 37-й армии Закавказского фронта, действовавшей на территории Северного Кавказа.
Опыт старшего лейтенанта Балашева был высоко оценен тогда руководящими органами и распространялся в войсках Красной Армии как образец эффективной парламентерской миссии, весьма полезный для советских частей, повсеместно наступавших зимой 1942-1943 гг. на южном крыле советско-германского фронта.
По упоминаемым в "Сообщении" дате события, топонимике и именах советского и румынского командиров без труда удалось установить исторический контекст описываемого Иваном Балашевым события. Речь идет о начальной фазе контрнаступления советских войск по окружению и уничтожению сталинградской группировки германских войск и войск их союзников.
В рамках реализации стратегического плана "Уран" войска 21-й армии Юго-Западного фронта, в составе которой была и 96-я стрелковая дивизия, 19 ноября 1942 года нанесли сходящиеся удары по частям 3-й румынской армии с плацдармов на правом берегу Дона в районах Серафимович и Клетская.
В тяжелых боях с занимавшим выгодные оборонительные позиции противником, к 22 ноября советским войскам удалось окружить пять дивизий 4-го и 5-го армейских корпусов румын. Руководство румынской группировкой было возложено упоминаемого в "Сообщении" генерал-лейтенанта Михая Ласкара (в документе фамилия искажена - Ласкер) – самого известного из тогдашних румынских военачальников.
После рассечения 21 ноября румынских войск в районе Распопинской Ласкар возглавил одну из группировок (5-я и 6-я пехотные дивизии). В эти дни Гитлер всячески пытался подбодрить этого "примерного солдата" и "первого офицера наших союзных войск". 23 ноября фюрер удостоил Ласкара высшей военной награды гитлеровской Германии – Рыцарского креста с дубовыми листьями.
Однако, не имея боеприпасов и горючего для продолжения боевых действий, в этот же день генерал Ласкар принял предложение советского командования и сдался в плен. В целом в котле под Распопинской в плен попали свыше 27 тысяч румынских солдат и офицеров (История Великой Отечественной войны. М., 1985. т. 3. с. 36).
Уже после войны Ласкар сказал: "Как я благодарен судьбе за то, что она привела меня тогда к единственно правильному решению — сдаться в плен. Это спасло не только мою жизнь, но и жизни тысячам румынских солдат" (Цит. по: Иванов С. П. Штаб армейский, штаб фронтовой. М., 1982. с. 476-477).
Добавим, что это спасло жизни и многим советским солдатам. Несомненно, принятие верного решения румынским генералом было ускорено неожиданным появлением в его штабе русского парламентера Ивана Балашева – нашего земляка из села Куяган Алтайского района.
Читатель наверняка обратит внимание на спокойную решительность, наблюдательность, а также интеллигентность молодого советского лейтенанта – уроженца глухой алтайской деревни. Нельзя не заметить и того, как вежливо обращались с ним румынские офицеры, сохранявшие самообладание и офицерскую честь в той отчаянной для них обстановке.
"Сообщение" написано в ярком, живом, даже захватывающем, если такой термин здесь позволителен, стиле. Оно хорошо передает атмосферу начавшегося грандиозного наступления советских войск: смятение и растерянность в стане румынских войск, мучительный выбор румынских солдат и офицеров между неизбежной гибелью и неизвестностью русского плена.
Наш земляк, рискуя собственной жизнью, способствовал прекращению ненужного кровопролития и спасению многих своих братьев по оружию. Но сам Иван Яковлевич вскоре после этого – 11 января 1943 года – был убит в бою. Похоронен Иван Балашев в деревне Мариновка Калачевского района Волгоградской области. К сожалению, память о нем на родине не увековечена должным образом - в Книге Памяти Алтайского края (т.1, стр. 179) есть лишь короткая неверная запись: "Балашов Иван Яковлевич, род. 1914, русский. Призв. 1941, ст. л-т. Пропал без вести" (!?)
СООБЩЕНИЕ парламентера Н-ской дивизии старшего лейтенанта Балашева Ивана Яковлевича
В 17:00 21 ноября 1942 года командир дивизии полковник Исаков вызвал меня и поставил передо мною следующую задачу: пойти в расположение войск противника в качестве парламентера. В задачу мою входило доставить командованию румынских войск письмо, в котором предлагалось командующему группой румынских войск в связи с создавшейся обстановкой сложить оружие и сдаться в плен Красной Армии.
В расположение румынских войск я вышел в 18:00 21.11.42 г. и двигался по компасу в направлении вражеских позиций. Минут через 30 мне пришлось двигаться под огнем противника.
Пройдя около 100 метров, я встретил одного румынского солдата. Чтобы предупредить неожиданность моего появления для него, я начал кричать: "Румын-солдат!" Услышав русский голос, румынский солдат схватил лежавшую на земле винтовку и начал убегать.
Я ускорил ход и, подавая сигналы белым флажком, предложил ему остановиться. Так как солдат был обессилевший и, как позже оказалось, совершенно голоден, он не мог долго бежать и вскоре остановился. Когда я подошел к нему, он зарядил винтовку и обратил ее в мою сторону. Я поднял руки. В разговоре с румынским солдатом я потребовал направить меня к офицеру. Он согласился, и мы пошли вместе искать офицера.
Пройдя 200 метров, солдат от бессилия лег, показывая мне, что он не может больше двигаться. Тогда я предложил взять у него винтовку, патроны, кинжал, ранец и помочь ему двигаться. Солдат согласился, и мы вместе пошли дальше.
Пройдя еще метров 300, он решительно заявил, что идти дальше не может, так как он голоден, сильно устал и что у него сильно болят ноги. Тогда я решил оставить солдата, его винтовку и прочую амуницию. На мое предложение поступить таким образом солдат показал мне руками, что самого меня он также не отпустит.
Я решил посидеть с ним минут 10-15, дать ему возможность немного отдохнуть и после этого продолжать движение. Минут через 5-7 солдат уснул. Я взял его винтовку и поставил ее на предохранитель, а сам быстро ушел в западном направлении.
Примерно через 700-800 метров я встретил группу румынских солдат, человек 15. Очевидно, это было их боевое охранение. Чтобы помешать им открыть огонь по мне, я начал кричать: "Румын-солдат!" Группа приняла развернутый боевой порядок и приблизилась ко мне.
Когда я подошел к ним вплотную, румыны набросились на меня и начали обыскивать. Я заявил, что они не имеют права так поступать. Однако после вопросительного взгляда по этому поводу они начали продолжать дальнейший поиск. Забрали у меня табак, бумагу, спички, карандаш и часы.
Когда обыск был закончен, я потребовал доставить меня к офицеру. Двое солдат сопровождали меня в расположение роты к своему капитану. Командный пункт роты был расположен в большой щели, сверху прикрытой досками. В щели сидели два офицера – один имел звание капитан, а другой был лейтенантом.
При встрече я доложил, что [я] парламентер, прибыл по заданию командования Красной Армии с письмом командующему группой румынских войск. Так как ни один из офицеров русского языка не знал, они послали за переводчиком.
В то время как двое солдат бегали и искали переводчика, между мной и офицером происходил разговор. Капитан заявил, что война уже надоела. Он вынул из бумажника фотокарточку и показал семью: жену и детей. Он очень был [бы] рад, если бы все это кончилось и ему была бы дана возможность возвратиться на родину.
Разговор между нами происходил в дружеской обстановке, офицеры угощали меня сигаретами, очевидно, хотели меня покормить, но так как не оказалось ни хлеба, ни консерв, - извинились, объясняя войной нехватку продуктов.
Минут через 30 возвратились оба солдата и доложили, что переводчика нет. Тогда офицер распорядился отправить меня к командиру батальона. Один солдат повел меня в направлении КП батальона. Не доходя 200-300 метров до КП, нас встретил румынский офицер в чине капитана и заговорил со мной на чистом русском языке.
Он задал следующие вопросы: "Кто Вы такой?", "Ваше звание?", "Сколько Вам лет?", "Кто Вы по национальности?" Я ответил, что я – старший лейтенант Балашев Иван Яковлевич, прибыл к ним в качестве парламентера с письмом к командующему румынскими войсками на [данном] участке фронта. Капитан ответил: "Хорошо, пойдемте к командиру полка".
Шли мы километра три. Между нами состоялся следующий разговор: "Я, - говорит капитан, - раньше работал переводчиком в дивизии; теперь направили в полк. Это объясняется тем, что у нас мало людей. В полку мне очень тяжело и, если не убьют, то, очевидно, замерзну".
Кроме того, капитан заявил мне: "Не бойтесь, держите себя смело. Ваша жизнь будет сохранена". Я ему ответил: "Очень рад, - и далее заявил – иду с Вами как по своей родной земле". Капитан ответил: "Она и есть Ваша". Я возразил ему: "Была, но теперь Вы ее завоевали". Капитан ответил: "Кому она нужна, эта земля; для меня и на родине [земли] было достаточно".
По дороге мы зашли в избушку. Очевидно, там располагался командный пункт полка. Там я встретил полковника. Приблизившись к полковнику, я по всем правилам воинской дисциплины доложил ему кто я и зачем прибыл.
Полковник в положении "смирно" взял под козырек и, когда мой рапорт был окончен, подал мне руку. Стоявшие рядом офицеры последовали примеру полковника и поочередно жали мне руку.
Полковник обратился ко мне примерно с теми же вопросами, с какими ко мне обращались офицеры в роте. Он спросил через переводчика: "Ваше задание, зачем прибыли?", "Кто Вы – еврей или русский?" После ответа полковник вынул пачку сигарет и угостил меня.
Когда беседа была окончена, полковник заявил: "Вы поедете к генералу, а сопровождать Вас будет господин капитан", - и указал на переводчика. Здесь же предложили завязать мне глаза. Полковник иронически заметил: "Наши это могут".
После некоторого времени в сопровождении капитана я с завязанными глазами поехал в штаб дивизии. Ехали мы на нашей русской машине М-1. По рельефу местности я полагал, что мы ехали в направлении Манойлин. По дороге двигались конные обозы, машины, люди.
Примерно в два часа ночи мы приехали в село. Машина остановилась, как я позже узнал, возле небольшого домика с крыльцом. Через полчаса после приезда меня пригласили в комнату. Мне быстро развязали глаза.
Поправив головной убор, я четко отрапортовал стоявшему передо мною генералу: кто я и зачем прибыл. Генерал в положении "смирно" выслушал меня, затем подал мне руку и тут же задал следующие вопросы: "Сколько Вам лет?", "Ваше звание?" и предложил на заданные вопросы отвечать на одном из языков: французском, немецком, польском или румынском.
Я ответил, что могу говорить только на русском языке. Генерал, видимо, выразил неудовольствие по этому поводу и тут же спросил, знаю ли я международный порядок для ведения переговоров парламентеров. Я ответил утвердительно. "В таком случае, - сказал генерал, - почему Вы один? С Вами должно быть еще 10 человек".
Я ответил: "Командование Красной Армии приняло решение послать меня одного. Я выполняю волю нашего командования".
После этих переговоров я вручил письмо генералу. Генерал налил две рюмки вина. Одну из них предложил выпить мне, другую выпил сам. Затем предложил закурить румынские, как он заявил, национальные сигары.
В беседе генерал поставил еще ряд вопросов, связанных с моим переходом линии фронта. Он спросил: "По какому пути Вы думаете возвратиться обратно? Со стороны наших войск я Вам гарантирую полную безопасность и сохранение Вашей жизни. Но Вас могут убить Ваши".
"Возвращаться, - ответил я, - я буду по этому же пути. Со стороны советских войск никто вести огня не будет, так как наши люди предупреждены о моем переходе".
После этого генерал еще раз предложил выпить. На этот раз с нами пили еще семь офицеров, видимо, штабные работники, которые присутствовали при беседе.
Когда угощение было закончено, генерал спросил меня: какой я части? Я ответил: "Господин генерал, очевидно, знает международный порядок переговоров, и больше подобных вопросов задавать не будет". Генерал ничего не ответил, вынул сигары и предложил мне.
В конце переговоров генерал спросил: "Вы желаете получить ответ в письменном или в устном виде?" "Только в письменном", - ответил я.
Минут через 10 мне был вручен пакет. Я попросил генерала сообщить мне ответ, т.е. содержание письма. Моя просьба была отклонена. "Приедете на место назначения и содержание нашего ответа Вам, очевидно, скажут", - ответил мне генерал.
Когда официальный разговор был окончен, я решил заявить генералу, что его солдаты в момент перехода переднего края обороны румынских войск при обыске отобрали у меня личные вещи, в том числе часы.
Генерал, видимо, по этому поводу дал какие-то распоряжения, содержание которых не было мне переведено. После этого генерал стал по команде "смирно", взял под козырек и подал мне руку. Это сделали и все присутствовавшие офицеры. Я ответил тем же. Стоявший в стороне офицер подошел ко мне и сказал, что должен завязать мне глаза.
Обратно мы ехали на той же машине. В дороге дважды останавливались. Вторая остановка была очень продолжительна. Я решил спросить капитана о причинах нашей задержки. Капитан ответил, что генерал приказал найти отобранные у меня вещи, которые забрали "эти негодяи", и об исполнении донести ему.
Хотя глаза мои были завязаны, все же я чувствовал, что уже светает; задерживаться больше нельзя, так как скоро начнется артиллерийская подготовка и наши части пойдут в наступление. Мой переход через линию фронта будет затруднен.
Я попросил капитана не беспокоиться о моих вещах и в интересах дела скорее проводить меня. Капитан настаивал на своем. Минут через 20-30 наша артиллерия начала вести методический огонь. Это обстоятельство ускорило ход дела, и капитан дал согласие провожать меня дальше.
Артминометный огонь усиливался, я попросил капитана развязать мне глаза. Капитан заявил, что мы переходим боевые порядки румынских войск и выполнить моего желания он не может. Когда мы подошли к нейтральной зоне, капитан сказал: "Я хочу пойти с Вами на сторону Красной Армии и сдаться в плен". Просьбу капитана я отклонил.
Мы вежливо раскланялись, и я направился в расположение наших войск. Передовую линию румынских и наших войск я перешел благополучно. На командный пункт дивизии прибыл в 8 часов утра 22.11.42 г.
В 10 часов утра на нашу сторону перешел батальон румынских войск, а также большое количество румынских солдат, которые переходили одиночками и группами.
У командира дивизии я узнал, что ответ командира 6-й дивизии Ласкера на наше предложение был отрицательным, однако к исходу того же дня из этой дивизии прибыли парламентеры для переговоров о порядке капитуляции войск 6-й румынской дивизии.
Парламентер – ст. лейтенант Балашев.
Верно: начальник 7-го отделения политотдела 37-й армии майор Хейфец (ЦАМО. Ф. 1495. Оп. 1. Д. 47. ЛЛ. 34-35 об.).
P.S
Самыми известными парламентерами Великой Отечественной войны стали два погибших в 45-м в Будапеште капитана - Миклош Штейнмец и Илья Остапенко. Они погибли, не успев выполнить свою миссию. Не встречают больше пассажиров на 4-м и 7-м маршрутах при выезде из Будапешта изваяния этих двух советских офицеров. От нас зависит, чтобы о подвиге нашего земляка старшего лейтенанта Ивана Балашева знали на малой родине.
Для справки
Балашев Иван Яковлевич. Родился в с. Куяган Алтайского района Алтайского края в 1914 году, где и проживал к началу войны. Русский. Беспартийный. В 1938 году окончил Хабаровское пехотное училище. В 1942 году командовал взводом в одном из стрелковых полков 96-й стрелковой дивизии. На момент описываемых событий являлся командиром комендантской роты штаба дивизии. Погиб в бою 11 января 1943 г.
Ласкар Михай – генерал-лейтенант, в ноябре 1942 г. – командир 6-й пехотной дивизии (рум.) После войны занимал пост министра национальной обороны Румынии. Умер в 1959 г.
Исаков Георгий Петрович (1886 - 1961), Герой Советского Союза (1943), генерал-майор (1943), участник Первой мировой (штабс-капитан) и Гражданской войн. Окончил экономический факультет Белорусского государственного университета (1929), заочный факультет Военной академии им. Фрунзе (1941). В ноябре 1942 года – полковник, командир 96-й (вскоре ставшей 68-й гвардейской) стрелковой дивизии.