На свидание с фарфором. Как жительница Барнаула использует в быту антикварные вещи
Каждое утро в доме Анны Лавошниченко из Барнаула начинается одинаково: она провожает мужа на работу, детей – в садик, и до начала рабочего дня у нее остается немного времени для себя. Анна смотрит на полки с антикварными чайно-кофейными парами на своей кухне, выбирает одну из них и пьет из нее кофе, погружаясь в собственные размышления. В коллекции Анны более 30 таких чайно-кофейных пар, а еще четыре винтажных сервиза, антикварный текстиль и множество других вещиц из прошлых эпох. Они не пылятся на полках без дела, а живут полноценной жизнью в обычной барнаульской квартире – их каждый день используют по назначению в быту. Через эти вещи их хозяйка словно бы общается с теми, у кого они жили до нее. Она хранит в памяти их истории, видя в этом большую ценность в мире бешеных скоростей и всего одноразового.
Не музей, а живая квартира
"Узнав о моем хобби, многие думают, что у меня дома музей, а сама я хожу по квартире в кринолине, но это не так, – с улыбкой рассказывает Анна. – Я ношу обычную домашнюю одежду, а все винтажные вещи у меня живые, рабочие, мы ими постоянно пользуемся".
Из старинных чайно-кофейных пар девушка пьет кофе по утрам. Все четыре советских сервиза используются регулярно на семейных чаепитиях – каждый в определенное время года. Зимой Анна достает из шкафа знаменитый сервиз с синей кобальтовой сеткой, летом – "Золотые ромашки", весной – тонкий сервиз с розовым рисунком, который сама девушка называет "Апрель", а осенью – сервиз "Радиоволны" с оранжевыми, желтыми и золотистыми полосками.
Крошки со скатерти после семейных застолий Анна убирает дореволюционной щеткой-сметкой.
"У нас есть семейная традиция – по праздникам мы собираемся за овальным столом, застеленным скатертью, достаем красивый сервиз, я пеку пирог, – рассказывает девушка. – И сметку я купила не для того, чтобы ею любоваться: со скатерти крошки убирать как? Только сметкой! Берешь эту щеточку полукруглую, медный совок и сметаешь крошки – гениально!"
В сахарнице на кухне у Анны живет маленький жестяной совочек из кондитерской Жоржа Бормана, который одним из первых начал производство шоколада в Российской Империи во второй половине XIX века и открыл сеть кондитерских, где продавали какао и пряности на развес. Дети Анны – сын Володя и дочка Полина – чтобы убирать листочки из чая, пользуются посеребренным винтажным ситечком, купленным на антикварном рынке в Германии.
Недавно к Анне из Санкт-Петербурга приехал дореволюционный латунный таз с ручкой – для варки варенья. Она долго не могла найти такую вещь в хорошем состоянии, и вот, наконец, ее мечта сбылась – теперь девушка планирует, когда пустит его в дело. На окне в кухне Анны висит довоенный немецкий тюль цвета топленого молока со старинным подхватом. Стол, за которым она работает дома, украшает немецкая лампа, выполненная в старинной витражной технике Тиффани. В ее уголке для чтения расположилось антикварное кресло из ореха, обивка которого вышита петитом (полукрестом), а на прикроватной тумбочке стоит стакан XIX века. На полках – книги из разных эпох, а в шкатулке с украшениями – винтажные броши.
"У меня есть щипцы для завивки волос – дореволюционные. Когда я их купила, муж посмотрел на них и говорит: "Что ты ими делать будешь?" – Завиваться! – ответила я. "А греть ты их где будешь?" – продолжал он. Я говорю: "Печь нужна!" "Ты на что намекаешь?" – спросил муж. "Пока ни на что", – ответила я", – рассказывает Анна о семейных шуточных разговорах о ее хобби.
Они в ее доме случаются нередко. Когда она заказала ореховое кресло из Таганрога, ее родные подшучивали, что Анна повторяет историю персонажей книги Ильфа и Петрова "12 стульев" и, видимо, ищет клад.
Друзья Анны, видя на ее кухне чашки из тончайшего костяного фарфора, – он пропускает солнечные лучи, если поднести его к окну, – спрашивают, не страшно ли ей использовать эту посуду. Ведь кажется, что она может разбиться от малейшего неловкого движения или даже под тяжестью налитого в нее напитка. А если в доме есть дети, то чашки тем более оказываются под угрозой. Но Анна отвечает: "Нет, не страшно". Она считает, что вещи должны жить, а иначе как будто бы теряется глубинный смысл их существования.
"Я разбивала винтажную чашку однажды, – рассказывает Анна. – А мой муж как-то чуть не разбил дореволюционный бокал с ручной огранкой. Он начал его ронять и при этом одновременно ловить всеми частями тела, чтобы не допустить падения. В итоге бокал все-таки упал, и на нем остался небольшой скол. Мы все равно им пользуемся. Дети тоже спокойно пьют из моих чашек. Дочке я стала их давать года в два. Мне кажется, что самое главное – ребенка правильно настроить. Сказать ему, что этот фарфор дорог нашей семье, поэтому нужно аккуратно с ним обращаться. У сына темперамент более активный, но ни он, ни дочка еще не разбили ни одну чашку".
Юдалевич и кошка
Увлечение Анны Лавошниченко винтажным фарфором началось после того, как она в конце 2015 года оказалась в квартире известного алтайского журналиста и писателя Марка Юдалевича. Незадолго до этого он ушел из жизни, и его родственники разбирали оставшееся имущество, раздавали и продавали то, что им было не нужно. Знакомые пригласили Анну посмотреть книги из библиотеки Юдалевича. Она выбрала себе много изданий – несколько коробок, но кроме них ее вниманием по неведомой причине завладел сервант с посудой.
"Чем-то он меня манил и не давал расслабиться, – рассказывает Анна. – И в какой-то момент я спросила внучку Марка Иосифовича, Юлю, можно ли мне купить эти вещи. Она удивилась моему интересу и не возражала против того, чтобы я забрала сервизы за символическую цену. Я схватила эти чашки, хотя тогда еще даже не знала о них ничего – откуда они, из чего они. Я просто взяла их в руки. У меня бывают такие моменты, когда я беру какую-то вещь, и у меня внутри все переворачивается. Не знаю, как это объяснить. Я просто понимаю, что вещь моя. Это был как раз такой случай".
Из дома Юдалевича Анна забрала два сервиза. Один – белый, легкий из тонкого костяного фарфора от Ленинградского фарфорового завода им. Ломоносова. А второй – немецкий: белые чашки и блюдца с окантовкой в виде черно-красного графичного узора. С этого и началась ее коллекция.
Сейчас у Анны много знакомых в России и других странах, которые занимаются продажей винтажных и антикварных вещей – что-то они предлагают сами, что-то ищут под заказ. Многое девушка покупает дистанционно через интернет. Но когда по работе она бывает в командировках в Санкт-Петербурге или других городах, то и сама ходит в поисках интересных вещей на блошиные рынки или в старые квартиры, где распродают имущество, доставшееся от родственников.
"Во время одной из моих командировок в Санкт-Петербург мне в очередной раз позвонили и позвали на бабушкину квартиру, которую разбирали родственники после ее смерти, – рассказывает Анна. – Я пришла и первое, что увидела, – кошку, которая ела из фарфоровой кружки со сбитой ручкой. Кружка была расписана кобальтовой сеткой, а я тогда мечтала о таком сервизе. И я говорю родственникам умершей бабушки, показывая на кошкину чашку: у вас, наверное, и сервиз такой есть? Они ответили: да, есть. Я посмотрела его, сказала, что хочу купить, и они мне его продали за 500 рублей. Недостающую пару в него я потом докупила. А той кошке, кстати, мы с моими знакомыми нашли новых хозяев. Я не могла бросить кошку, которая ест из фарфора!"
По словам Анны, люди, которые занимаются продажей винтажных вещей профессионально, знают их истинную цену, а также то, что она постоянно растет. Ведь предметов в хорошем состоянии на рынке остается все меньше – с течением времени они портятся, ломаются, бьются. Например, хорошо сохранившийся дореволюционный сервиз сейчас может стоить порядка 200 тыс. рублей, а чайная пара того же периода – 25-30 тыс. рублей. Посуда советского времени стоит дешевле, но все зависит от сортности фарфора, состояния и количества выпущенных экземпляров. Самый дорогой фарфор – агитационный, с различными лозунгами, призывами, отражающий специфику времени.
Образцы с какими-то дефектами – сколами, сильными потертостями – можно купить относительно недорого. Однако те люди, которые распродают имущество родственников на сайтах объявлений или прямо из квартир, зачастую отдают вещи совсем за бесценок, не понимая их истинной стоимости в деньгах и не ощущая ценности символической – как носителей их семейной истории и памяти.
Истории, заключенные в вещах
Анна Лавошниченко считает, что свою любовь к творчеству и эстетике ушедших эпох она унаследовала от бабушки по отцу Александры Прокопьевны. Она была женой военного, и после Великой Отечественной войны уехала за ним к месту его службы на остров Кунашир Курильского архипелага. Там на необжитом месте женщина создала уютный дом, наполненный красивыми вещами.
Александра Прокопьевна была творческим человеком и свободное от бытовых хлопот время посвящала рукоделию, чтению, игре на семиструнной гитаре и исполнению романсов. Она интересовалась живописью и вела альбом, в который записывала понравившиеся ей стихи и тексты песен. У Анны сохранились отдельные странички этого альбома, а еще любимая чашка бабушки, супница и две картины из ее дома.
"От бабушки осталось немного вещей, а жаль, – говорит Анна. – Когда она умерла, я была подростком. Мои интересы тогда были совсем другими, так бывает. Поэтому я не осуждаю наследников, которые, как мне кажется, не всегда понимают ценность того, что им достается. В ранней молодости мы все хотим построить новую жизнь, прожить личный опыт, не оглядываясь на своих предков. И, видимо, в силу неопытности чего-то важного не понимаем. К тому же никогда не знаешь, что происходит в жизни человека, который решил расстаться с библиотекой дедушки или сервизом бабушки. У меня живут вещи из разных эпох. Почему бы и нет? Этих вещей могло бы уже и не быть, а так они продолжают свою жизнь в моей квартире".
Анне важны не только вещи сами по себе, но их история. Она интересуется, что за предмет попал к ней в руки, кто, когда и при каких обстоятельствах его создал, кому он принадлежал раньше. Она изучает технологии производства фарфора, техники росписи, а также историю создания, развития и угасания крупнейших фарфоровых мануфактур, как отечественных, так и зарубежных.
Потом все самое интересное она рассказывает своей семье. Например, ее кобальтовый сервиз из Санкт-Петербурга жил у женщины, которая работала учителем русского языка и литературы. Наверняка она дорожила сервизом и знала, что кобальтовая сетка стала символом блокадного Ленинграда, что ее придумала художница Анна Яцкевич, что такой сервиз получил золотую медаль на выставке в Брюсселе в 1958 году.
Когда в семье Лавошниченко достают сервиз из дома Юдалевича, то между делом вспоминают о том, что из него пили кофе представители творческой интеллигенции шестидесятых-семидесятых годов. И возможно, даже поэт Евгений Евтушенко, который прожил в квартире Юдалевича в Барнауле три недели, скрываясь от преследования властей.
"У меня есть маленькая кофейная пара светло-зеленого цвета, очень простая и не представляющая большой ценности для коллекционеров, – рассказывает Анна. – Ко мне в дом она попала из-за дарственной надписи. Коллекционеры их не очень любят, а я люблю. На чашке написано: "Галочке от астрофизических коллег. 20 апреля 1951 год". Только представьте: какой-то Галочке-астрофизику в 1951 году коллеги подарили эту недорогую, но изящную вещь. Я думаю, ее заказали прямо на заводе вместе с надписью. Возможно, эта женщина-астрофизик внесла вклад в то, что через десятилетие Юрий Гагарин полетел в космос. А за ним и наш земляк Герман Титов. Я купила эту кружку только из-за Галочки".
Когда Анна пьет свой утренний кофе из этой кружки, она вспоминает Галину-астрофизика и передает ей привет из будущего: "Галина, твоя кружка живет! Галя, я ею пользуюсь, я тебя помню!"
"По кружке всегда видно, когда ее любили. На ней есть потертости – следы от использования, но при этом вещь остается в сохранности. Такая, например, пара в редком сером крытье с фиалками времен гражданской войны. Вы только представьте, сколько всего она пережила! Гражданскую войну, мировые войны, и вот сейчас я могу подержать ее в руках. Я люблю пить из нее весной. И когда беру ее, думаю о том, кто же рисовал эти цветы в то время, как страну разрывала на части гражданская война? Что было на душе у этого человека? А ведь кто-то же еще среди той разрухи находил средства, чтобы покупать такую красоту!"
Анна уверена, что вещи, созданные с душой, во многом умнее нас и сами выбирают своих владельцев. А еще они, как и люди, наделены своей особенной судьбой. Некоторые из них всю жизнь стоят в серванте для красоты и почти не используются, а другие переживают войны, переезды по миру и нескольких хозяев. И однажды все вещи, как и люди, заканчивают свой путь на Земле.
Немецкий сервиз, который Анна забрала из дома Юдалевича, был утрачен из-за досадной ошибки. Во время переезда коробку с ним перепутали с мусорной и унесли к бакам во дворе. Это вскоре обнаружилось, и Анна сразу поехала за чашками, но нашла только их осколки и рядом – кирпич. Лишь одна чайная пара из этого сервиза уцелела – ее положили в другую коробку. Теперь она живет в доме Анны Лавошниченко как еще одно напоминание о хрупкости красоты и скоротечности времени.
Текст: Ирина Баенкова. Автор фотографий: Светлана Спиркина. Блог Анны Лавошниченко о фарфоре: "Место, где свет. Уют. Винтаж. Рукоделие".
Примечание
Основная часть материала для этой статьи была собрана на женской встрече "Время для себя", которую организовала Ася Маслова. Фотографии для иллюстрации материала также были сделаны на этой встрече.