"Без тыла фронт не удержится". Ветеран – о фашистской оккупации, жестокости и Победе
О ней можно писать книгу или снимать эпохальный исторический фильм: 97-летняя Валентина Максимовна Бордачева пережила раскулачивание, фашистскую оккупацию, работала с самого детства и поднимала целину на Алтае. Сегодня она живет в поселке Прутском в Алтайском крае, каждую весну получает письма от президента Владимира Путина, а ее энергии и бодрости завидуют молодые. Накануне Дня Победы Валентина Максимовна рассказала корреспонденту amic.ru Антону Дегтяреву о том, что ей пришлось пережить.
"Говорили про освобождение, а сами ставили виселицу"
Жизнь в оккупации
– Я родилась в деревне Пластовое Брянской области (тогда она была частью Орловской области). Это та самая знаменитая Орловско-Курская дуга, где во время войны шли жестокие бои. Мама была парализована, и вскоре после моего рождения умерла. Отец ушел от нас, так что меня с тремя сестрами воспитывали бабушка и дедушка. До начала войны я успела окончить шесть классов. В 1941 году мне исполнилось 14 лет. Вскоре наше село оккупировали, и жили мы в немецкой оккупации два года – с 1941 по 1943 год.
Немцы гоняли нас копать окопы. Приведут – мы копаем, а вокруг нас ходит солдат с автоматом. Окопы мы рыли для пехоты. Еще мы лес рубили и вывозили. На работе нам давали еду в канистрах. Там была свекла и морковка жареная, которая обдавалась кипятком. Сами-то они ели хорошо. В деревне осталось всего 13 коров. Захватчики поели всех, всю птицу, всех коров.
При немцах люди пораньше ложились, свет гасили, чтобы не зашел кто из оккупантов. Не только немцы там были, вместе с ними пришли западники с Украины, венгры, итальянцы – половина Европы... Немцам чистокровным как-то не надо было грабить, а вот их прихвостни воровали. Румыны, видать, были совсем нищие, уносили все, даже полотенца. Тряпки последние брали, оставляли людей голыми. Но у нас дома брать было совсем нечего: мы были раскулаченная семья.
О жестокости полицаев
– Был страшный случай у нас в районе в 1943 году. Там были партизаны, они стали слишком донимать немцев. Фашисты с фронта отозвали дивизию, пригнали танки. Партизаны прорвались, ушли, но оставили жен с детьми: думали, немцы не звери и их не тронут беспомощных. Но те окружили женщин и детей танками и свалили их всех в ледяную реку.
Особенно жестоко себя вели свои – молодые и здоровые парни, которые пошли работать в полицаи. Например, один мужик в деревне снял замки с пулеметов и убежал. Так полицаи нашли его семью – двух братьев, его отца с матерью – и всех расстреляли.
У других сын ушел в партизаны, мать и не знала. Потом он соскучился, решил маму навестить. Сосед увидел, и сдал их в комендатуру. Их страшно мучили, допрашивали, хотели узнать, как до партизан добраться. Мать сошла с ума. У нее было еще две девочки – 17 и 15 лет, их на березе повесили, которая под окнами дома стояла. Вот они какие были – говорили про освобождение от коммунистов, а сами ставили виселицу. Не дай Бог...
Те парни пошли в полицаи, потому что обижались на советскую власть. Тогда ведь совсем немного времени прошло после 1930-х годов, когда раскулачивали зажиточных. А знаете, что такое раскулачивание? Жила обычная семья, работала как кони, от зари до зари. И вдруг – все, в колхоз сгоняют, забирают все, что заработали, до грамма. И те, кто вообще не работал, тот это все и получал. Особо богатых у нас не было. Приходили раскулачивать тех, кто в праздник ел борщ с мясом. И им было больно и обидно за это. Особенно молодым, которых гнали и ссылали, хотелось отомстить.
Моих родных коллективизация тоже затронула. У нас была православная и набожная семья, ни разу дома не слышали грубого слова. Дедушка говорил "даже пера чужого не брать". И его раскулачили. За что – я не знаю. Дедушка всю жизнь работал, один пай у него был, 25 соток. Советская власть пришла, комиссары куртки кожаные надели, пистолеты на бока – и кулачить всех. Помню, один собирал людей, называл их "враги народа", шел и говорил начальнику: "Погляди, сколько врагов привез, 24 человека". А за то квартиру просил. У него спрашивали, где набрал-то столько народу, комиссар отвечает: "Да по деревням". Этот враг и тот враг просто потому, что работали и чуть получше других жили.
"Почти никто не пришел назад, все погибли"
Освобождение от оккупации
– В 1943 году наши начали наступать. А те места, где мы накопали окопы, немцы заминировали. Но наши там не пошли. Они их перехитрили и двинулись, где нацисты не ждали. Немцам самим пришлось идти на эти мины. Я очень хорошо помню, как наши самолеты полетели. Низко-низко, пулеметы гремели, нам сбрасывали листовки, просили уходить в лес. А вскоре мы наших бойцов увидели. Как же мы их ждали, наконец дождались.
Тогда мне уже 16 лет исполнилось. Меня мобилизовали на восстановление железных дорог в нашем районе. Там был крупный железнодорожный узел – 12 рейсов проходило. У нас был 501-й строительно-монтажный поезд. Работа была очень тяжелая – рельсы резали, шпалы укладывали. Рельсы же были изуродованы от взрывов. И загнутый конец надо было отпилить. Становились по двое, закрепляли рельсу и пилой пилили, тянули туда-сюда.
Так мы восстанавливали дорогу два года. Работали по 17-18 часов. Спали мало. Хлеба давали 600 граммов на целые сутки, раз в день была горячая пища. Рядом работали пленные немцы, и у них жизнь была лучше. Пленным давали 800 граммов хлеба, и они ходили с толстыми харями, работали восемь часов, потом песни пели, в футбол играли. А мы работали на девять часов больше и получали на 200 граммов хлеба меньше. Наши начальники хотели доказать, что у нас все есть, что мы хорошие и все можем. Поэтому мы работали больше, чем пленные немцы, и ели хуже.
День Победы 9 мая 1945 года
– 9 мая 1945 года я хорошо помню: мы работали, строили мост. Было где-то три часа дня. Вдруг подъезжает машина, оттуда мастер машет нам и кричит: "Девчонки!" Мы сбежались. Он хотел засмеяться, но у него слезы пошли градом. Говорит: "Девчонки, Победа!" Что тогда началось... Где-то водку взяли, самогонку нашли... И пьяные были, и трезвые, рев сплошной был, от радости. Плакали, плясали… Была радость и слезы. Конечно, ведь многие погибли. У нас из села в 1941-м отправляли 17 молодых парней. Провожали с песнями и плясками. Вернулись только трое, один в плену был собаками искусан, все лицо в отметинах. Как сяду пересчитывать погибших, сердце кровью обливается. Какие были мужики, красавцы, веселые, почти никто не пришел, все погибли…
"Нас бросили посреди поля, и мы вернулись домой"
Жизнь после войны
– После Победы домой сразу нас никто не отпустил. Мы еще где-то год работали там, лес валили, землянки копали. А в июне 1945 года нас вообще решили отправить в Москву. Ее надо было строить, а рабочих рук не хватало.
Документы у нас забрали, начальник поехал пассажирским поездом, а нас погрузили в вагоны, в которых возят скот. Мы за Брянск заехали, и поезд остановился. Потом вагоны отцепили, загнали в тупик, поставили. Мы день простояли, ночь переночевали, начальника нет, к нам никто не идет. А все наши документы – у него. А потом нам говорят, что мы никому не нужны, мол, расходитесь по домам. И вот 80 км по воде, в лаптях, в портянки навернутые, мы почти сутки шли домой.
Только потом поняли, почему это произошло: Сталин запретил брать в столицу тех, кто был в оккупации. Нас бросили посреди поля, и мы вернулись домой, в колхоз. Там я начала работать бухгалтером, потому что я хорошо соображала.
Замужество и переезды
– В 1947 году мой будущий муж вернулся с фронта. Начало войны он тоже встретил в оккупации в Курской области. Но как только ее освободили в 1943-м, его призвали, и два года он воевал. Был командиром орудия, у него много наград: медали за взятие Вены, Будапешта, награда "За отвагу". Он проявил героизм при взятии сопки. Тогда наши наступали, и впереди, на самой вершине, был дзот. Несколько раз шли наши бойцы в атаку, но не могли взять сопку. Муж выстрелил из орудия, снаряд попал прямо в глазок дзота, и тот взорвался.
После войны он служил еще два года. Как приехал, мы познакомились и уже в июле сыграли свадьбу. Мне тогда было уже 20 лет, а мужу – 22 года. В 25 лет у нас уже было трое детей, потом родился еще четвертый ребенок.
Году в 1951-м мы уехали на Дальний Восток, и два года там прожили. Нас туда позвали: муж работал грузчиком, ему подъемные давали. Но когда умер Сталин, началась неразбериха, вокруг все боялись, что будет война с японцами. Мы уехали обратно в колхоз. Но на Брянщине пробыли недолго.
"Сказали, что на Алтае можно накормить детей хлебом"
На целину на Алтай
– Дело было так. Мы вернулись на Брянщину, обосновались, купили избу, корову, гусей завели, свинью, огород посадили. Изба старая, ее надо было ремонтировать. А фронтовикам давали срубы бесплатно. Муж поехал в райисполком, чтобы все оформить, лес выписать. Помню, приезжаю я, а он глядит и отворачивается. Спросила его, выписал ли лес. Он говорит: "Выписал, да не знаю, понравится тебе или нет". Спрашиваю: "А что?" Говорит: "Я подписал документы на целину". Я в рев: "Какая целина? Ой, мамочка, куда это ехать".
Он рассказал: пришел подписывать документы, а там женщина позвала его сесть за стол. И спрашивает: "Хочешь здесь остаться? У тебя трое ребятишек, чем будешь кормить?" Он, мол, все так живут. А она возразила: "Да не все, сейчас на целину едут, поднимается целина, и народ набирают". Сказала, что здесь мы будем есть одну картошку, а на Алтае можно накормить детей хлебом. Вот он и решил ехать. Да и брата подговорил.
Хлеба столько не видели
– В 1954 году мы все продали, оставили сестре корову и уехали на Алтай. Знаете, мы хлеба сроду столько не видели, как здесь, на Алтае. Здесь было изобилие. Когда остановился поезд рядом с Барнаулом, смотрим – на перроне стоят две женщины, держат всякую стряпню: булочки, саечки, рожки, баранки. Дед вышел, а я в окно с детьми наблюдаю. На рубль продавщица дала ему целый воз булок. Он пришел и дети как кинулись все это есть.
Мы приехали в горы, это Усть-Коксинский район. Прожили там два года. Муж работал бригадиром, а я – дояркой, хорошие деньги получали, корову купили, двух поросят. Но там слишком высоко. У меня случился приступ, упала на работе. Врач сказала уезжать, потому что могу уснуть и не проснуться. Там не хватало кислорода, а у меня сердечная недостаточность, всю жизнь на таблетках. В итоге мы спустились с гор и попали прямо в Зональный район, поселок Урожайный. И там мы жили долго.
Только в 1971 году мы переехали сюда, в поселок Прутской, вслед за сыном. Он был механиком, и после армии стал командиром танка. Его определили в совхоз главным механиком. Потащилась за сыном в Прутской. А тут много немцев было, и две мои дочери вышли замуж за немцев.
"Без тыла фронт не удержится"
Семья
– У меня было четверо детей. Сейчас осталась только одна дочка, 1957 года рождения. Другая дочь разбилась с мужем на мотоцикле в 1981 году. Красавица была, 26 лет ей было. Их дочери, моей внучке, было тогда 3 года и 4 месяца. Сейчас у меня четверо внуков и столько же правнуков.
В 2003 году муж мой скончался, ему было 78 лет. Никогда не думала, что он умрет раньше меня, но у него выявили рак. Он не курил никогда, не кашлянул, все зубы у него были на месте. Я думала, он 100 лет проживет. В итоге не он, а мне скоро 100 лет как будет.
С дедом мы День Победы отмечали всегда. Это особенный праздник. Мы и теперь его семьей отмечаем. Водку пьем, мясо едим, вспоминаем. Ну и каждое 9 мая я получаю поздравление от Путина с его подписью. А еще поздравления с 9 Мая приходят от главы Барнаула и от главы района. Приходят и волонтеры, не забывают меня.
СВО
– Сейчас я слежу за СВО, очень переживаю. Ведь там гибнут наши солдаты. Я набожная, каждый день молюсь, отправляю с пенсии ежемесячно тысячу рублей солдатам на фронт. Заходит почтальон, я отдаю денежку. Когда была война, ребята отдавали последнее фронту. Без тыла никак фронт не удержится. А мы – это тыл.