"Крови попили". Интервью с летчиком, который испытывал все боевые вертолеты России
Почти все вертолеты, которые есть сегодня на вооружении российской армии и участвуют в СВО, "прошли через руки" Сергея Демьяненко – старшего летчика-испытателя ГЛИЦ Министерства обороны РФ. Испытывать военную технику в реальных боевых условиях Демьяненко начал еще во время Второй чеченской. Потом была Сирия, а сейчас – СВО. В конце 2022 года президент Владимир Путин наградил летчика-испытателя медалью "Золотая Звезда" (знак отличия к званию "Герой России"). Журналист amic.ru поговорил с Сергеем Демьяненко о небе и вертолетах – насколько эффективна наша техника и опасен ли обещанный Украине самолет F-16. А еще о том, чем отличаются военные конфликты за последние 20 лет.
"Я всегда летал только на вертолетах"
– Как вы стали летчиком-испытателем? Это была мальчишеская мечта или кто-то у вас в семье был военным?
– У меня в роду военных не было: папа – шофер, а мама – бухгалтер. Сначала мне хотелось повторить путь отца. Потом решил стать офицером-подводником, а в 14 лет я прочитал книжку "Вам взлет", которую написал летчик-испытатель Анатолий Маркуша от имени мальчишки, который хотел стать летчиком-реактивщиком. Сложные с точки зрения авиации вещи он описывал простым, понятным языком. Вот тогда я захотел быть летчиком, причем военным. И в 1982 году поступил в Саратовское высшее военное авиационное училище летчиков. По окончании училища в 1986 году служил в Вооруженных силах СССР. В 1993-м стал слушателем центра подготовки летчиков-испытателей. И с 1995-го я летчик-испытатель, это оказалось судьбой на всю жизнь.
– Помните свой первый полет?
– Я вылетал на вертолете Ми-2 с аэродрома Озинки в Саратовской области. Помню только взлет и посадку. Вертолет, шум, грохот, и, кажется, что научиться летать так, как требует инструктор, невозможно. Вот первые впечатления. Непросто было. У нас на курсе четверых списали: не смогли самостоятельно вылететь, хотя все знали и учились неплохо. Но они потом нашли себя как штурманы, окончив Челябинское училище штурманов.
– Какие вертолеты вы испытали за эти годы?
– Все вертолеты, которые есть на вооружении сейчас в нашей армии, прошли испытание в ГЛИЦ и практически все они участвуют в СВО – Ка-52, Ми-28Н, Ми-35М, Ми-8АМТШ и так далее. Я всегда летал только на вертолетах.
"Ощущение, что управляешь стихией"
– Вы принимали участие также и в боевых действиях в Чечне. Как вы там оказались?
– На Северный Кавказ я попал в 2000 году летчиком-испытателем. Шла Вторая чеченская война, и это были первые боевые действия, где я принимал участие. Тогда только начали появляться тепло-телевизионные прицельные системы, навигационные комплексы, спутниковые навигационные системы и тому подобное. Надо было испытать вертолет в боевых условиях, чтобы понять, в правильном направлении мы двигаемся или нет.
Нашей основной задачей была тепловизионная разведка в интересах артиллерии и сухопутных войск. То есть нужно было обнаружить цели и передать данные в наземный пункт. Тогда мы выполняли все это на вертолете, сейчас такую функцию может выполнять беспилотник.
– Я читал, что вы были задействованы и в Аргунском ущелье. Как это было?
– При входе в Аргунское ущелье боевики обстреливали наши колоны. Нам поставили задачу провести разведку. Сказали: "Ребят, они сидят на склонах, надо поискать". Мы обнаружили цели, передали координаты, по ним отработала артиллерия, потом туда сходила разведка. В итоге сказали: "Спасибо, нашли всех". Приятно было услышать, что работа не была бесполезной.
– В горах трудно управлять вертолетом? Какая там специфика?
– Во-первых, там серьезный перепад рельефа местности. И есть ряд особенностей: например, в яркий солнечный день в горах одна сторона хребта греется, другая находится в тени. Такой перепад температур приводит к образованию "непредсказуемого" ветра. Посадка требует особого внимания, поскольку ветер может быть не таким, как ты ожидаешь, – достаточно быстро поменять направление и скорость. Плюс мощные восходящие и нисходящие потоки воздуха. Вертикальная скорость такого ветра достигает 20-30 метров в секунду. И когда выполняешь полет в такой ситуации, ощущение, что стихия управляет вертолетом, а ты управляешь стихией.
– А летчиков в училище учат работать в таких условиях или приходится осваивать на ходу?
– На ходу учиться неправильно. Когда была война в Афганистане, у нас в Средней Азии было создано два высокогорных центра. Там летчики обучались летать в горах.
"Много они у нас крови попили"
– Вы сказали, что в Чечне испытывали оборудование, которым на тот момент начали оснащать вертолеты. Что нового тогда появилось в нашей технике такого, чего не было, скажем, до Чечни и Афганистана?
– Афганистан и Чечня дали серьезный толчок развитию вертолетов. Появились обзорно-прицельные станции, очки ночного видения, ночные обзорно-прицельные системы, которые позволили обнаруживать и распознавать цели как днем, так и ночью, – то есть давали возможность круглосуточно работать. Еще до Сирии появились вертолеты Ми-28Н, Ка-52 и Ми-8АМТШ. Эти три типа вертолетов подверглись глубокой модернизации. На Ми-28Н и на Ка-52 установили обзорно-прицельные станции, комплексы навигации и комплексы связи, бортовые комплексы обороны. В 2015 году в Сирии началась апробация этой техники. Мы в ней тоже приняли участие.
– Есть ли отличия боевых действий в Чечне и Сирии? Что нового появилось там?
– В Сирии я был четыре раза и нам ставили разные задачи. Например, уничтожить опорный пункт боевиков. Или свободной охотой найти и уничтожить танки.
Вообще, боевые действия в Сирии шли интенсивнее, чем в Чечне. Было серьезное противодействие. Если в Чечне противник использовал в основном стрелковое оружие, то в Сирии появились и средства ПВО: ПЗРК типа "Стингер" и "Игла", "Осы". Много они у нас крови попили.
"Задачи вести воздушный бой не стояло"
– СВО – конфликт еще более масштабный, чем Сирия...
– Мы занимались апробацией новой техники. За время командировки я совершил более 100 вылетов. Стояла задача уничтожить наземные пункты противника: склады, пункты дислокации личного состава, размещения техники и так далее.
– А еще на СВО вы тестировали вертолеты Ми-28 и Ка-52, верно?
– Да. Помните, в июне-июле 2022 года танки ВСУ пошли в прорыв и были остановлены вертолетами Ми-28Н и Ка-52? Именно их мы испытывали. Сейчас на СВО воюют на той технике, которая прошла через наш испытательный центр. И воюют достойно. Летал я и на Ка-52М – это доработанный Ка-52, с хорошим заделом на будущее. Апробацию машины мы провели в Сирии. С тех пор у нее появилась новая номенклатура неуправляемых ракет и расширилась номенклатура противотанковых ракет.
– Много летчиков сейчас находится на СВО? И часто ли их меняют?
– Достаточно для выполнения задач. Но мы – летчики-испытатели. Есть техническое задание: мы проводим апробацию вертолетов в рамках боевых действий. А обычные летчики там находятся постоянно, ротация есть, отпуска, отдых дают всем. Наши училища работают эффективно, проблем с летным составом нет.
– А случались ли во время СВО воздушные бои? Вертолетам и самолетам приходилось сталкиваться лоб в лоб?
– Я не слышал, чтобы на СВО был воздушный бой вертолета с вертолетом. В самом начале случались воздушные бои, когда у Украины было много самолетов. Есть летчики, награжденные за такие бои, они летали на истребителях Су-30 и Су-35. Но у вертолетов не стояло такой задачи, мы удерживали наземные цели. Я сам никогда не вел воздушный бой, такой задачи не стояло.
"F-16 – самолет опасный, но нам есть чем ответить"
– Действительно ли сейчас у Украины проблемы с воздушной техникой и Россия имеет тотальное преимущество в воздухе?
– На Украине на начало СВО базировалось три воздушных армии. Во время спецоперации более 500 их самолетов и около 200 вертолетов было уничтожено. Украина за один год потеряла доставшиеся от СССР самолеты МиГ-29, Су-27, Су-25 и вертолеты Ми-8 и Ми-24. Но им поставляют технику. Сейчас у них есть вертолеты даже с африканским или ближневосточным камуфляжем. Часть техники украинцам передали американцы после вывода войск из Афганистана. Поэтому, пусть не так много, как наши, но в воздухе они все равно присутствуют.
– Насколько важно в этом конкретном конфликте преимущество в воздухе?
– Самолет – это носитель боеприпасов. Если самолет летит над полем боя, значит, его нагрузили боеприпасами. И он будет уничтожать наземные и воздушные цели на земле и в воздухе, прикрывая сухопутные подразделения, иначе будут серьезные потери. Поэтому воздушное прикрытие имеет большое значение.
– А есть ли потери воздушной техники с нашей стороны?
– Хотим мы того или нет, у противника есть оружие и оно стреляет. У нас есть весь комплекс обороны, но и средства, которые поставляются противнику, достаточно серьезные. Поэтому без потерь техники, к сожалению, не обходится.
– Запад передаст Украине истребитель F-16. Говорят, мол, что он принесет большие проблемы нашим летчикам. Насколько он на самом деле опасен?
– Самолет F-16 неплохой. Это носитель дальнобойных ракет типа Taurus и неприятностей может доставить достаточно много. Но у нас есть самолеты дальнего радиолокационного обнаружения, которые "видят" на достаточно большое расстояние и способны своевременно обнаружить самолет с ракетой. Имеются и самолеты-перехватчики типа МиГ-31, самолеты-истребители Су-30 и Су-35. Этот набор сил и средств может бороться как с самолетами F-16, так и с крылатыми ракетами. То есть F-16 достаточно опасный самолет, но и мы можем эффективно с ним бороться.
"СВО – почти Третья мировая война"
– За что вы получили "Героя России"? И что чувствовали, когда вам вручали "Золотую Звезду"?
– За работу на спецоперации. Мы отработали достаточно эффективно, за это был приставлен к званию Героя. Чувства, конечно, переполняют. Медаль "Золотая Звезда" вручал президент в Георгиевском зале московского Кремля, это было 8 декабря 2022 года. Награждали танкистов, артиллеристов, мотострелков и летчиков-космонавтов. После награждения президент пригласил нас в другой зал, каждого расспросил, с каждым побеседовал, сфотографировался.
– Если сравнивать три конфликта – Чечня, Сирия и СВО, то чем они похожи и чем отличаются?
– Они отличаются по нарастающей сложности выполнения боевых задач. В Чечне работали самолеты, вертолеты, со стороны противника велся в основном автоматный и пулеметный огонь, эпизодически применялся ПЗРК. В Сирии появились наземные средства ПВО, танки, артиллерия, реактивная система залпового огня – это уже серьезно. А СВО – пик, почти Третья мировая война. Мы воюем с Западом, со всеми его возможностями.
Мы сейчас задействуем многое, что есть в России, кроме подводных лодок стратегического назначения, самолетов с ядерными ракетами и ракетных войск стратегического назначения. Промышленность перестроилась с мирного на военное время, работает шесть-семь дней в неделю в две смены по 12 часов, она нацелена на выпуск военной продукции в необходимых объемах для нужд армии. И это заметно.
– Как меняется оружие во время СВО?
– Оно становится более дальнобойным и эффективным. Существенно увеличилась дальность полета неуправляемой ракеты. Номенклатура оружия расширяется, на вертолеты начали ставить локаторы. Улучшаются летно-технические характеристики вертолетов, технические характеристики оружия, обзорно-прицельных систем и так далее.
"Самое сложное – сказать жене, что ее муж погиб"
– Как проходят боевые будни летчика? Каков режим?
– Как я уже сказал, летчики работают днем и ночью. Если работаешь днем, подъем в пять утра. Встал, умылся, побрился, завтрак, потом идет подготовка к боевому вылету. А дальше – боевые вылеты. Днем их может быть до пяти-семи, ночью – три-пять. Если работаешь ночью, то днем отдыхаешь. Когда идут плотные боевые действия, забываешь, какой сегодня день недели.
– Человек в пехоте видит смерть очень близко. А как летчики понимают, что их товарищ погиб?
– Это кажется, что далеко, на самом деле все понимаешь. Летчики все офицеры, эскадрилья 20 вертолетов, и всех этих людей ты знаешь, вы вместе в палатке живете, общаетесь. А тут вертолет сбили, эвакуировать экипаж из зоны боевых действий невозможно. И когда человек погибает – это огромная потеря, трагедия.
– Как вы находите в себе силы рассказать близким о смерти военного?
– Это самое сложное. Общих слов не найдешь, всегда это индивидуально. Как правило, семьи летчиков дружат. И родственники обычно сразу все понимают, без слов. Жены знают, что если пришли замполит с командиром, то хорошего не жди.
– А ваш вертолет никогда не сбивали?
– Такого не было. Попадание было в Сирии. Выполнили вылет, прилетели, начали осматривать вертолет. Оказалось, что получили попадание в хвост, был пробит стабилизатор, крыло, лопасти, но мы ничего не почувствовали. Нас назвали счастливцами: за броневым листом разрывная пуля застряла. Но даже экстренно садиться не пришлось.
– Вы не боитесь воевать в воздухе? Ведь достаточно одного попадания и ты уже падаешь, это кажется очень страшным.
– Когда машину начинаешь водить, тоже сначала боишься перепутать три педали, держать скорость, полосу. Так же в летательном аппарате – привыкаешь и летаешь. При выполнении боевой задачи не задумываешься – у тебя стоит задача уничтожить цель, и надо ее выполнить. Бояться некогда. Ты, конечно, нормальный человек, понимаешь, что на линии боевого соприкосновения кто-то чем-то будет стрелять и в тебя могут попасть. Но самые важные части вертолета бронированы, от ПЗРК есть бортовой комплекс обороны. Закрыться от БУКа тоже можно. Есть вертолет – постановщик помех, который снижает возможности для применения БУКа. Одного не бросят, помощь всегда окажут.
"Героев награждают и тут же показывают "голую" вечеринку Ивлеевой"
– Вы планируете вернуться на СВО?
– Если появится новый тип оружия (а он может появиться), может понадобиться и новая апробация. Не будем загадывать.
– Что помогает вам, несмотря на возраст, выдерживать такие нагрузки, которые предполагают боевые действия?
– Мне 60 лет, и я занимаюсь физической подготовкой: встаю в 6-7 утра, бегаю кросс по два километра пять дней в неделю, делаю зарядку, подтягиваюсь на турнике.
– А на семью времени хватает? И переживают ли родные, когда вы отправляетесь в такие командировки?
– На семью времени практически нет. Но стараюсь уделить внимание родным. В свои боевые задачи родственников не посвящаю. Только супруга знает, куда я уехал, а для остальных я просто в командировке.
– А как скоро вы адаптируетесь к мирной жизни после возвращения?
– Лично мне на адаптацию нужно в пределах месяца. Обычно надо выспаться две недели, чтобы "никто не лез" – для этого солдатам предоставляют профилакторий: занятия физкультурой, оказывают медицинские процедуры. Через 10-15 дней доктор говорит: "Вы стали другим человеком".
– Перед президентскими выборами в марте 2024 года вы поездили по регионам в качестве доверенного лица Владимира Путина. Как считаете, сильно ли изменилась Россия за время проведения СВО?
– Да, за февраль-март я достаточно поездил по России. И могу сказать, что люди поменялись. Если раньше у молодежи был мусор в голове, то сейчас большинство понимают, что в мире творится. Однако есть и такая тема: когда страна воюет, Героев награждают и тут же показывают "голую" вечеринку Ивлеевой. Как вы думаете, какое впечатление у людей, которые находятся на фронте? Считайте, что это выстрел в спину. Там люди на переднем крае терпят лишения, страдания, получают контузии, увечья, а тут Ивлеева прилепила бриллиант за 21 миллион рублей. Объясните это ветерану СВО, который получил ранение, инвалидность, списан и больше никогда не сможет служить. Объясните это родственникам погибшего военнослужащего. Но государство без внимания это не оставляет, и люди видят, что торжествует правда.
– А как вы считаете, солдаты СВО могут стать новой элитой России, как об этом говорит Путин?
– Да, в послании Федеральному собранию Владимир Путин объявил о программе "Время героев", в рамках которой будут обучать участников СВО госуправлению. Они смогут обучаться бесплатно в любом вузе, что позволит военным достичь реальных успехов в жизни. Но сначала их нужно адаптировать. И если вернуть в нормальную жизнь людей, которые прошли это чистилище, если хорошо их подготовить, то это будут хорошие руководители.
– Вы сами на пенсию не собираетесь уходить?
– Нет. Спецоперацию закончим – там и будем думать. Победим и после этого посмотрим. Как минимум есть желание продолжить службу до окончания СВО.