"Великий Октябрь". Он любит горы и балет, и призывает коллег не завидовать
Валерий Октябрь – основатель целой художественной династии. Он один из самых известных и, как говорят, самых покупаемых алтайских живописцев. Amic.ru и Дмитрий Негреев поговорили с Валерием Октябрём о критике и зависти коллег, любви к горам и балету, ценах на картины и детях. Ещё Октябрь рассказал, когда использует фотоаппарат вместо этюдника, как произошла его фамилия и почему он стал художником, а не спортсменом.
Кто такой Валерий Октябрь?
Валерий Эрикович Октябрь родился 1 апреля 1952 года в Рубцовске. Окончил Новоалтайское художественное училище. Член Союза художников России с 1995 года. С 1979 года участвует в художественных выставках. У Октября есть циклы произведений, посвящённые природе Горного Алтая, заграничным путешествиям, балету. Многие картины художника находятся в алтайских музеях и частных коллекциях, в том числе за границей. Дети Валерия Октября – Денис, Евгения и Илья – художники.
"Лучше бы все молчали и писали свои работы"
– Валерий Эрикович, вас критикуют за дизайнерский подход в живописи. Как вы относитесь к этой критике?
– А почему бы и нет? Кандинского (Василий Васильевич Кандинский, 1866 – 1944, русский художник и теоретик изобразительного искусства, стоявший у истоков абстракционизма, – прим. ред.) взять, тоже можно сказать, что это дизайнерский подход. Малевич (Каземир Северинович Малевич, 1879 – 1935, русский и советский художник-авангардист, – прим. ред.) вообще начинал с декоративной живописи, потом на абстрактную вышел.
Говорили, что у меня графическая живопись, ещё какая-то. Я думаю, это не важно, потому что главное, чтобы у каждого художника был какой-то свой индивидуальный подход. У меня вот такой подход. Я отличаюсь от всех. Это хорошо. У каждого должно быть своё.
У художников есть такая черта – зависть, она многих губит. Лучше показывать своими работами, что ты можешь, что ты собой представляешь, чем трепаться, правильно это написано или неправильно.
"Я горы больше люблю. Степь? Я и так в степи родился"
– Почему у вас на большинстве картин – горы?
– Что у нас может вдохновить художника? Прежде всего, конечно, Алтай наш. Горы, куда мы выезжаем постоянно и зимой, и летом, и весной, и осенью. Природа как-то очищает человека, что ли, заставляет посмотреть, подумать о былом, о существовании.
– Вы постоянно ездите в горы на этюды?
– Этюды я применяю, но не только этюды. В некоторые места тащить этюдник тяжело. Я применяю и видеосъёмку, и фотосъёмку. Это не зазорно, я считаю, никакому творческому человеку. Врубель тоже применял фотографию и что? И не только Врубель (Михаил Александрович Врубель, 1856 – 1910, русский художник, – прим. ред.), но и Климт (Густав Климт, 1862 – 1918, австрийский художник и декоратор, – прим. ред.), и многие другие знаменитые художники применяли это.
– Какие у вас самые любимые места в Горном Алтае? Куда вы обычно ездите?
– До Куюса. Самые красивые – Шавлинские озера, Кучерлинское озеро, Аккемское. На Мультинские озера я много раз ходил пешком, этюды писал – очень красивые места. Когда выезжаешь, каждый раз что-то новенькое находишь. Даже скалы в Элекмонаре, Зубы дракона все их называют. Я их много раз писал с одной стороны, с другой, с третьей, с четвёртой. Каждый раз будет по-новому.
– А в крае есть любимые места?
– Даже не могу сказать. Я горы больше люблю. Степь? Я и так в степи родился, в Рубцовске.
– То есть любовь к горам у вас от противного?
– Ну да. (Смеётся.) Я весь Кавказ объехал, там тоже вдохновляюсь.
Старый Барнаул, конечно, мне нравится. Как Климов (Вадим Александрович Климов, арт-критик, галерист, – прим. ред.) сказал, площадь Октября названа в мою честь. (Смеётся.) Дом под шпилем я много раз в разных вариантах писал.
"Почему чиновник вешает к себе в кабинет горы? Он стремится к этим высотам"
– Какой у вас самый любимый материал?
– Масло. Бывает, я пишу и темперой, и акрилом, например, чтобы не запачкаться, или чтобы быстро высохло. Я ездил в Дагестан, в Северную Осетию писать этюды и работал там акрилом, потому что он быстро сохнет.
– Акварель не используете?
– Я писал в училище акварелью, но я не очень её люблю. У меня дочка (Евгения Октябрь, художница, – прим. ред.) любит, она мастер-акварелист, у неё натюрморты только отлетают. Но можно и маслом написать так же нежно. В масле много техник, которые будут похожи на акварель. У меня были такие моменты, я раньше экспериментировал с маслом. А сейчас просто перешёл на такую пастозную живопись.
– Как называется направление, в котором вы работаете? Это же не реализм?
– Почему? Вот это (показывает на один из горных пейзажей, – прим. ред.) реализм, чистейший реализм. Но что можно считать реализмом? Любая работа реалистична по своей сути. Просто манеры бывают разные – модерн, экспрессионизм, постимпрессионизм. Я считаю, что Женя (дочь Валерия Октября, – прим. ред.) работает в манере экспрессионизма. У неё экспрессивные работы, импульсные – бах-бах-бах. У меня реализм чуть-чуть с символизмом. Горы же всё-таки символ какой-то недосягаемости. Почему чиновник иногда вешает к себе в кабинет горы, вершины? Он стремится к этой вершине, к власти, он стремится к этим высотам, идёт к ним.
"Некоторые могут сказать: миллион! И будет картина стоять годами"
– Я недавно разговаривал с Вадимом Климовым, он сказал, что вы самый дорогой и самый продаваемый алтайский художник. Кто покупает ваши картины?
– Всё идёт от покупательной способности. Здесь, на Алтае, одна ценовая категория. Мои работы здесь покупают, отвозят в Москву и там продают в галереях в три раза дороже. Всё не так просто, как говорят. Каждый художник себя оценивает. Некоторые могут сказать: миллион! И будет картина стоять годами. У нас культура восприятия живописи, извините, очень низкая. На периферии тем более. Здесь мало кто понимает ценность живописи. А картина одна, и больше нет такой. Так она что, должна стоить как открытка или как репродукция?
У меня по каталогу для галерейщиков ценовая категория 4В. В ней – состоявшиеся, профессиональные художники, востребованные художественным рынком. В этом каталоге 2011 года начальная цена работы на холсте 50х60 маслом – 3360 долларов. А я продаю за 40 тысяч рублей!
– А у вас когда-нибудь покупали за такую цену, как в каталоге?
– Покупали. Некоторые работы, которые, я считаю, мне удались, я ценю очень дорого.
– Вы не все картины продаёте?
– Почему, все. Как говорится, не продаётся вдохновение, но можно рукопись продать. В очередь никто за живописью не стоит, я вам скажу. Чтобы что-то где-то продать, фотографии своих работ посылаешь везде, в соцсети сейчас. Люди смотрят, делают заказы. Но не часто.
Но, опять же, есть люди, которые ценят искусство. У некоторых коллекционеров по 60 моих работ дома. Но они не афишируют это.
– Что охотнее покупают?
– Горы, конечно. Вот они у меня стопкой стоят. Многие галерейщики на Алтае у меня покупают оптом и свою наценку делают. В Altay Resort, на "Аскате", на Телецком озере в Altay Village мои картины висят. Кто любит живопись, знает меня, приходят, покупают мои картины. У других художников, может быть, ещё больше покупают. Но я не завистливый человек.
"Я и в армии ваял Ильичей"
– Валерий Эрикович, в отличие от большинства нынешних художников вы успели поработать и в советское время. Правильно я понимаю, что тогда членство в Союзе художников было залогом благополучия в смысле доходов, возможности иметь мастерскую?
– Это да. Меня тогда не брали капитально, потому что был скандальным товарищем.
– А чем на жизнь зарабатывали?
– "Оформиловкой" здесь же, в Худфонде.
– Есть такое устойчивое выражение – ваять Ильичей. Вам приходилось рисовать портреты Ленина, Брежнева?
– Конечно. Я и в армии ваял Ильичей, и здесь ваял. Что только ни пришлось делать! Всё перепробовал – книжную графику, роспись на стенах, какие-то монументальные вещи, промграфику. Но всю жизнь любил живопись. Как мои дети говорят: на кухне писал.
"Мы же не сталевары…"
– Вы основатель целой династии художников…
– Я вообще не люблю это слово. Мы же не сталевары…
– Но тем не менее все ваши дети – художники. А до вас кто-то в семье рисовал?
– Мама. Отец и мать были инженерами-конструкторами в Рубцовске на Алтайском тракторном заводе. Я тоже там работал чертёжником, меня сразу после школы туда взяли в отдел главного конструктора – я в школе был самый первый по черчению. У меня был прекрасный педагог Илья Ильич Зыков, царство ему небесное. Он меня и натолкнул на творчество очень сильно. Он в черчении был мастер, но и в рисовании тоже. Много лекций читал нам – об импрессионистах, о передвижниках. Я полюбил это. Потом в изостудию ходил в Рубцовске к Тихонову Владиславу Владимировичу (художник и педагог, создатель и руководитель художественной студии в Рубцовске, – прим. ред).
У меня были сомнения – живопись или спорт, потому что я любил баскетбол, занимался, ездил на соревнования. Рост у меня маленький, но для школы его хватало, а уж потом можно было только разводящим быть.
– Как определились?
– После армии. Сначала подал документы в Московское художественное училище памяти 1905 года, но забрал их. В Новоалтайске второй год как открылось художественное училище, и мы с моим товарищем из Рубцовска Колей Мингалеевым (Николай Мингалеев, алтайский художник, член Союза художников России, – прим. ред.) туда поступили. Учились там у педагогов, друг у друга, педагоги у нас.
– Кто из известных алтайских художников учился с вами в одно время?
– Володя Каминский был на курс старше меня. Кто ещё? Николай Острецов, Володя Скулов. Все мы окончили с красными дипломами, нас направили работать в Художественный фонд. Работали, делали проекты. Коля Острецов поступил в Питере в "Муху" (Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. В.И. Мухиной, – прим. ред.), а я по баллам не прошёл в художественное училище в Москве – по специальностям были пятёрки, а по русскому и литературе трояки получил. Но я прошёл хорошую дизайнерскую школу в Сенеже под Москвой (Центральная экспериментальная студия Союза художников СССР в Доме творчества "Сенеж", – прим. ред.).
"Я горжусь, что дети встали на мой путь"
– Вы довольны своими детьми как художниками?
– Очень доволен. Они себя нашли, у них своя техника и свои клиенты, может быть, даже больше, чем у меня. Я горжусь, что они встали на мой путь. Внук сейчас тоже оканчивает художественное училище.
– Обсуждаете с ними их работы?
– А как же. Денис (Денис Октябрь, художник, – прим. ред.) и Женя здесь рядом. То один, то другой зовут: посмотри, папа, скажи своё мнение. Я обязательно всегда говорю. Говорю то, что сам чувствую, вижу, понимаю. Хотят – прислушиваются.
– Наверняка знаете, что вас за глаза называют Великий Октябрь?
– Сильно преувеличено. Ну какой я великий? Просто Октябрь. Это хорошо. Я себя не возвеличиваю, я сам знаю, чего я стою. А если говорят – пускай говорят.
– Вы знакомы с происхождением своей фамилии?
– После Октябрьской революции были октябрины – крестины на революционный лад. На эти октябрины приносили новорождённых и меняли им имена. И моего отца принесли. Новое имя ему не смогли придумать и поменяли фамилию, потому что фамилия у него была Жандармов. С революцией она совсем не вязалась, вот и поменяли. А имя у него Эрик – эра Октября. Вот такие были времена. Но мне нравится фамилия Октябрь – звучная такая, звонкая, осенняя, запоминается легко.
"Ждать чего-то не стоит. Ничего не получится"
– Как вы решаете, что сегодня будете писать – горы, натюрморт или балет, например?
– Все думают, что художник пришёл и начал писать. Он начал писать уже давно, сначала в голове. Если у меня настроение, я делаю серию. Если балет меня вдохновляет, то я приеду из Новосибирска, куда мы ездим с женой в театр оперы и балета, и у меня будет серия балета. Съезжу в Горный – у меня серия горных пейзажей. Съезжу в Израиль – у меня израильская серия. Из Китая привёз 35 работ.
– Какое у вас сейчас настроение?
– Сейчас Горный идёт, горы пишу. Люблю квадрат, в нем хорошо компоновать. Хотя и вертикальные, и горизонтальные есть работы.
– Формат и размер выбираете под покупателя?
– Нет, я пишу в своё удовольствие, не ориентируюсь на покупателя вообще никак. Вот хочу так и пишу так. А уже дело покупателя – выбрать вот этот формат или вот этот.
– Вы мечтаете написать что-то, что ещё не писали?
– Бывает, конечно. Бывает, что-то хочется. Но я считаю, надо писать то, что ты пережил, что тебя волнует на сегодняшний момент. Ждать чего-то – я потом напишу – не стоит. Ничего не получится.
Ранее Евгения Октябрь рассказала amic.ru о своей семье, арт-терапии, отцовской критике и тяге к земле. Она из знаменитой семьи барнаульских художников, пишет цветы, деревенские домики и мечтает сделать большую картину "Масленица".
Впервые интервью опубликовано 2 мая 2023 года.