«Психоделический дизайн». Барнаульская художница планирует выпускать футболки с принтами своих картин

Суперсовременный стиль, или «психоделический дизайн» — так отзываются искусствоведы о картинах барнаульской художницы Лики Добровольской. А сама она говорит, что в каждой своей работе пишет себя. Продаёт свои картины художница недёшево — ведь эта покупка останется с человеком на всю жизнь. При этом, по мнению Лики, «можно и ёжика научить рисовать», но есть кое-что, что всегда выделяет настоящего художника от других. Кстати, когда-то именно Добровольская оформляла известные ночные клубы в Барнауле: «Зебру» и «Африку». А теперь планирует выпускать футболки со своими картинами. В интервью amic.ru и Дмитрию Негрееву художница рассказала о творческой свободе, отношениях с заказчиками, интерьерной моде и дочери Еве – известном тату-мастере.

«Можно и ёжика научить рисовать»

— Вы говорили, что с детства вас окружали художники. Расскажите, как так получилось.

— Семья у меня глубоко интеллигентная. Мама — врач-психиатр более чем с пятидесятилетним стажем работы, папа — профессор, доктор наук, физиолог, биохимик, работал в мединституте, потом долгое время преподавал в АГУ. Мой старший брат — профессор философии, заведует кафедрой в МГУ. Они общались с поэтами, музыкантами и художниками. Родители дружили с Геннадием Фёдоровичем Боруновым, Александром Петровичем Ботевым, Семёном Ипатьевичем Черновым, Владимиром Фёдоровичем Добровольским.

У меня был выбор, по какому пути пойти – то ли в медицину, то ли в гуманитарные науки, но в итоге я поступила в АлтГТУ на кафедру «Архитектура и дизайн» и стала архитектором-дизайнером.

— У вас было какое-то начальное художественное образование, художественная школа, когда вы поступали в «Политех»?

— Нет. Я просто рисовала с детства, выросла в творческой среде. Знаете, как говорится, можно и ёжика научить рисовать, если у него есть желание и работоспособность.

— Действительно можно?

— Можно научиться рисовать… но внутреннее ощущение вкуса должно быть заложено в человеке. Какое-то культурное начало, интеллект, возможно, склад ума, образ мысли. Что-то всё равно должно изначально быть.

«Мы хотели быть свободными»
 

— Двадцать лет назад вы с Юлией Кикоть и Еленой Шаровой создали объединение «Лилит» и позиционировали его как феминистическое. Почему именно так? Чем художницы-феминистки отличаются от нефеминисток?

— Скорее, это было не феминистское движение. Мы хотели быть свободными. В то время можно было творить всё что угодно, как угодно выражать себя в творчестве. Не было цензуры, была возможность выставляться, художественные материалы были не так дороги. И потом, наши мужчины — друзья, мужья — всегда считали, что женщина-художник – это ни о чём, что великие художники — только мужчины, великие архитекторы — только мужчины. Нас это немножко заводило, и мы решили доказать, что мы можем сделать всё что угодно, стать известными, популярными, что-то придумывать своё. Я бы не сказала, что это такое феминистическое было объединение. Просто три женщины очень разные с разными творческими мыслями. Мы были хорошими подругами и сейчас ими остаёмся. Можно сказать, что мы веселились, развлекались.

«Все художники отчасти пишут себя»
 

— А кем вы себя считаете? Кто вы больше — дизайнер, архитектор, художник?

— Наверное, художник. Я себя ощущаю художником не только в творчестве, а вообще в жизни.

В любой мелочи можно увидеть красоту. У художника воображение устроено немножко иначе, чем у обычных людей. Например, наблюдая за людьми в очереди в магазине, можно напридумывать целую серию картин.

— Вам приходилось писать такие подсмотренные сюжеты?

— Конечно, у меня были разные серии — деревенская серия графики, серия сюжетов из гламурной жизни. И вообще, наверное, все картинки — это я плюс что-то подсмотренное. Я на себя примеряю какие-то роли. Можно сказать, что это всё автопортреты. Может быть, они без какой-то портретной схожести, но в любом случае это я.

Была такая художница, одна из моих самых любимых, Фрида Кало, она почти всегда писала себя. Наверное, все художники отчасти пишут себя даже в пейзажах.

«Что есть под рукой, на том и пишу»
 

— Как называется ваш стиль?

— Художник сам не может определить, в каком он стиле работает. Это дело искусствоведов.

— А искусствоведы как определяют ваш стиль?

— Одни говорят, что это симбиоз модерна конца XIX века и суперсовременного стиля, другие, что это — «психоделический дизайн». Возможно, я что-то поменяю в своём стиле, ведь меняюсь и я сама.

— Это акрил?

— Да, акрил и холст, или картон, или грунтованная ДВП. Что есть под рукой, на том и пишу. Когда есть творческий порыв невозможно себя остановить. Берёшь какой-то формат и начинаешь махать кистями.

— По-моему, слово «махать» не очень подходит к вашей технике.

— Ну, да, наверное. Люблю уделять внимание деталям, цвету, разным фактурам. Допустим, вот японка. Я очень захотела написать гейшу, но современную.

— Вы каждый день пишете?

— Нет, в деревне слишком много дел, чтобы каждый день работать. Ну и потом, я преподаю. Но, конечно, я стараюсь не делать больших перерывов, потому что это самое большое удовольствие — работать с красками. Но и преподавать тоже большое удовольствие.

Интересен контакт со студентами, они у нас все очень творческие и креативные ребята. Вот приходит первокурсник, который почти ничего не знает, робко карандаш в руках держит, и ты видишь, как за год человек обрастает пониманием себя, раскрывается. Это удивительно!
 

«Минимализм во всём»
 

— Я где-то нашёл в интернете, что вы оформляли ночные клубы в Барнауле. Это какие?

— «Зебру», «Африку», много общественных пространств. Первый этаж гостиницы «Сибирь» — моих рук дело.

— А сейчас у вас есть такие проекты?

— Я, честно говоря, устала немножко от дизайна интерьеров. Это направление превратилось в декораторство. Всё сейчас сводится к тому, чтобы подобрать обои, коврик, поставить диван. Люди изменились, стали злыми. Понятно почему — время тяжёлое. Я решила сделать перерыв. Но, думаю, рано или поздно к этому вернусь, потому что я это люблю.

— Чем характеризуется современная интерьерная мода?

— Сейчас, скорее, минимализм. Минимализм во всём с какими-то небольшими роскошными деталями, ну и, конечно, высокие технологии.

— Это в общественных пространствах. А в частных?

— И в частных тоже.

— СМИ часто публикуют объявления о продаже домов и квартир. Смотришь фотографии — чего там только не намешано, никаким минимализмом и не пахнет.

— Возможно, это какие-то старые интерьеры, конца 90-х — начала 2000-х. Тогда была мода на роскошь.

— У каждого своё чувство прекрасного. Как вы приходите к консенсусу с заказчиком?

— Это самый сложный и самый интересный момент в работе. Когда встречаешься с заказчиками, ты получаешь так называемое техническое задание. Узнаёшь, сколько человек в семье, где они работают, есть ли у них дети, что они любят, сколько машин, едят они дома или в ресторане — от этого зависит наполнение кухни и так далее.

— Ну это как бы технические параметры.

— Они же и стилевые. И, конечно же, пытаешься понять, что им нравится, какие у них предпочтения. Бывает так, что приходится разубеждать, объяснять: это излишне, это не очень красиво, эти цветовые сочетания не очень хороши. Как правило, заказчики прислушиваются к советам.

«Картина останется на всю жизнь, а духи испарятся в воздухе»
 

— Дизайн и архитектура — это доходная работа?

— Да, если ты любишь эту работу и готов отдать почти всё своё время, то конечно.

— А живопись?

— Сейчас нет. В Барнауле интерес к живописи, к визуальному искусству почти угас.

Я продаю свои картины через интернет. Продаю достаточно дорого. Покупатели из Москвы, Рязани, Новосибирска, Питера.

— Достаточно дорого — это сколько? О каких суммах идёт речь?

— Смотря какая работа. От пятидесяти тысяч точно. Если человек хочет позволить себе такой предмет роскоши, как картина, если он её очень хочет, конечно, он её купит. Например, женщины покупают себе дорогие французские духи — они стоят соизмеримо, два флакона — картина. Только картина останется на всю жизнь, перейдёт внукам, правнукам, а духи испарятся в воздухе.

Я хочу сделать серию футболок с принтами своих картинок и продавать очень дёшево. Почему нет? Искусство должно жить.

— А у нас есть в Барнауле художественная жизнь?

— Конечно. И мне очень нравится, что она обновляется. Наступил такой момент, когда все демиурги, великие художники с прекрасным классическим живописным образованием уже практически ушли. Их век прошёл. Сейчас появляются новые креативные художники. Художественная жизнь города развивается благодаря нашему выставочному залу, который теперь принадлежит музею «Город», а также прекрасным галереям «Турина гора» и Галерея Щетинина. Вадим Климов, комиссар галереи «Республика Изо», делает масштабные выставки различных творческих форматов.

«В городе невозможно — машину поставить негде»

— Расскажите о своём доме. Вы сказали, что он построен по вашему проекту.

— У нас здесь большой участок, 45 соток. Кругом ёлки, сосны и кедры.

— Хорошо, что не в картошке.

— Картошки две грядки, но это очень вкусненькая картошка. Родители купили этот участок со старым деревенским домом очень давно, и мы здесь жили с весны по осень как на даче. У мамы огородик, тут красота, тишина. Река Лосиха рядом. Потом я подумала, что в городе просто уже невозможно – машину поставить негде, кругом каменные джунгли. За лето построила дом и переехала сюда.

«Мне в какой-то момент очень захотелось сделать себе тату»
 

— Хотел спросить о вашей дочери Еве. Она занимается татуировками. Как вы к этому относитесь? Это искусство?

— Конечно, искусство. Моя дочь — прекрасный художник. У неё отягощена наследственность. Её дед, Владимир Фёдорович Добровольский, великий был художник-монументалист, я считаю. Отец — Эдуард Владимирович Добровольский — прекрасный художник по металлу, скульптор. Поэтому у Евы не было выбора. Она окончила АлтГТУ, по образованию архитектор-дизайнер, и как только выпорхнула из гнезда, стала тату-мастером.

Она занимается этим на высоком профессиональном уровне. Это такая примета времени — художественная татуировка. Причём это же очень древнее искусство.

— Но долгие годы у нас…

— …это считалось уделом сидевших людей. Да, а сейчас это возведено в ранг искусства.

У Евы есть клиенты, которые пришли, сделали сначала маленькую татуировку. Потом ещё одну, ещё одну… остановиться невозможно.

— У вас на руке набивала дочь?

— Дочь, конечно. Мне в какой-то момент очень захотелось сделать себе тату. Я сама нарисовала эскиз. Это мой талисман, чертополох.

В этом есть какое-то таинство. Недаром же люди на протяжении многих веков делали татуировки.

«Поколения всегда отличаются»
 

— Лика, чем вы увлекаетесь, кроме архитектуры, дизайна и живописи?

— Я прекрасно шью, иногда даже на заказ. Не могу сказать, что я швея. Я — дизайнер одежды, модельер. Это такое хобби и отдых. Люблю наряжаться.

Вот это кресло я сама отреставрировала, переобтянула. Оно досталось мне от моей бабушки.

Люблю киноискусство, особенно сложный кинематограф, арт-хаус, над которым можно подумать.

— А что читаете?

— Уже сто лет ничего не читала. Люблю Бунина, Патрика Зюскинда, Маркеса обожаю, Чехова. По искусству люблю книжки полистать, но, правда, это уже архаика – сейчас всё в интернете, любая информация, всё что угодно.

А вообще я люблю именно бумажные книги, их запах и шелест страниц. Это издержки воспитания нашего поколения, наверное. Сейчас дети не читают. Может быть, это и неплохо. Другая среда, другая жизнь. Темпы другие. Я как-то легко к этому отношусь, без осуждения. Я не думаю, что они что-то теряют. Они другое приобретают. Поколения всегда отличаются. Вот в наше время... (Смеётся.)