Пять этажей тишины. Репортаж из красной зоны, где больше года борются с ковидом и смертью
Красная зона ковидного госпиталя в горбольнице № 4 / Фото: amic.ru / Екатерина Смолихина
Больше 20 ковидных госпиталей развернули в Алтайском крае за лето – из-за постоянно ухудшающейся эпидобстановки. Хотя ещё весной, когда количество заболевших неуклонно снижалось, госпитали сворачивали, возвращая медучреждения к привычной жизни. Готовились к этому и в горбольнице № 4 Барнаула ("Стройгаз"). Но не успели: с июня количество заражённых вновь начало расти, и госпиталь всего за пару недель оказался заполнен почти на 100%.
Корреспонденты amic.ru Саша Соколов и Екатерина Смолихина провели всего час в красной зоне ковидного госпиталя, но за это время прочувствовали, насколько тяжело (и морально, и физически) там работать. А заодно узнали, кого больше всего "косит" третья волна, как пациентов поднимают на ноги и каково это – больше года работать в красной зоне.
Санпропускник. В красную зону – в домашних тапочках
Четвёртая горбольница всегда была обычным учреждением, где оказывали медпомощь по самым разным профилям. Весной 2020 года, с приходом пандемии, "Стройгаз" превратили в "сортировочный пункт": сюда привозили всех с пневмонией, чтобы уточнить диагноз и в случае коронавируса направить на лечение. А летом прошлого года здесь развернули полноценный ковидный госпиталь. В таком режиме больница и действует до сих пор.
В кабинете справа – "командный пункт", где ведут всю документацию. Слева – ординаторская, переделанная из обычной смотровой. Здесь готовятся к смене медики, которые работают в красной зоне. Она – в самом конце коридора, за неприметной дверью.
"Ну что, защитный костюм надевать умеешь?" – поинтересовалась главврач больницы Анна Каркавина.
"Да откуда ж, я в красную зону, знаете, не каждый день хожу", – извиняясь, объяснился я.
Оказалось, ничего сложного нет. Медики настолько привыкли, что одеваются за минуту.
Сначала надеваешь первую пару (!) перчаток. Затем – комбинезон химзащиты: вставляешь ноги, а уже потом "упаковываешься" в него весь. Перед тем как затянуть капюшон, нужно надеть респиратор. А чтобы инфекция точно не проникла внутрь, костюм заклеивается липкими лентами. Поверх костюма – ещё одна пара перчаток. И поверх всего этого надеваешь защитный экран.
Дышать в такой экипировке очень тяжело. Уже через пару минут начинаешь потеть, а экран становится мутным. Надеть костюм – плёвое дело, но вот носить его – настоящая мука. За час я к этому так и не привык. Врачи же за год работы в красной зоне приноровились.
"Я уже год тут работаю, с самого начала. Можно сказать, в домашних тапочках по красной зоне хожу. Первое время в защите мне было очень тяжело. Буквально задыхалась. Тем более что это был разгар лета, как и сейчас. Очень жарко. А я ещё и очки ношу: в них ты вообще ничего не видишь. Но со временем мы ко всему этому привыкли, приноровились. Научились правильную одежду под них надевать, правильно дышать, обрабатывать экраны раствором для очков. И сейчас уже это обмундирование почти не замечаем", – рассказывает завотделением госпиталя Екатерина Колыхалова.
Всего в госпитале трудится около 360 медработников. И в красную зону они ходят в несколько смен: одна бригада проводит с больными шесть часов. Попил чаю, экипировался по полной – и шагнул за ту самую неприметную дверь. Ровно так же поступил и я.
Этаж 1. Инопланетяне и скафандры
За дверью в красную зону – гораздо тише. Во-первых, людей в коридорах практически нет. А во-вторых, в костюме мир звучит приглушённо: так, будто тебя погрузили под воду.
Можно даже подумать, что здесь вообще никого нет. Но в красной зоне "четвёрки" сейчас лечатся больше 350 человек, рассказала Каркавина. Первый этаж госпиталя – приёмный покой, куда привозят пациентов с серьёзным подозрением на ковид.
В коридоре на лавочке сидят две женщины средних лет и молча ждут своей очереди на обследование. То, что здесь живёт ковид, чувствуется сразу. Вернее, слышится: одна из женщин с трудом пытается сдержать кулаком пробивающийся кашель. Но ничего не выходит: громкий звук, похожий на лай, раздаётся эхом по коридору.
"Сижу тут минут двадцать уже. Сказали, скоро примут. На скорой из дома привезли. Совсем плохо стало. Дышать тяжело", – объяснила она.
Медсестра тут же измерила ей сатурацию: 96%. Это считается не критичным: может немного подождать в коридоре. Женщина старается вести себя спокойно, но нервозность выдают трясущиеся руки, которые она постоянно трёт друг о друга. Оно и понятно: ещё полчаса назад лежала дома, а теперь готовится стать пациенткой ковидного госпиталя.
Тех, у кого сатурация от 90% до 95%, сразу заводят в кабинет и подключают к кислороду. Для них в приёмной подготовлены специальные кушетки: лёжа дышится легче и проще. Поток поступающих иногда очень большой, поэтому на первом этаже организовали сразу несколько временных палат с кислородными койками.
А кому-то из поступающих пациентов уже и этого недостаточно, чтобы выжить. Как, например, исхудавшему старику, который лежит, не шевелясь, на каталке в смотровом кабинете. Его привезли в очень тяжёлом состоянии, поэтому сразу готовят к ИВЛ. "Сейчас мы его оформим и в реанимацию", – объясняет медсестра.
Возникает ощущение, будто все "постояльцы" ковидного – неведомые инопланетные существа. Пока они сидят, немного нервничая и недоумевая, в домашней одежде, вокруг вертятся и "изучают" их люди в белых "скафандрах". Глухим, еле различимым голосом пытаются выспросить больных об их самочувствии, температуре и прочем.
Внезапно на весь коридор раздаётся громкий и тревожный "дзынь": скорая привезла ещё одного пациента. В госпиталь в сопровождении медиков зашла пожилая женщина. В руке – спортивная сумка с вещами, на случай госпитализации. Так же, как и остальных, её сразу окружают медики.
Всем поступающим делают КТ лёгких и берут мазок на ковид. Раньше для этого приходилось обращаться в лаборатории и возить пациентов в Диагностический, объясняет специалист алтайского Минздрава Жанна Вахлова. Но за год работы в госпитале обзавелись собственным томографом и закупили экспресс-тесты. Теперь всю диагностику делают на месте. На одного пациента, по словам главврача, уходит около получаса.
"Но это в спокойное время, когда очередей нет. А у нас тут бывает всякое", – подчёркивает Каркавина.
В среднем через приёмный покой четвёртой горбольницы проходит от 40 до 60 человек в сутки.
Уже на первом этаже я понял, что хочу домой. Туда, где никто не кашляет и не нервничает. Дышать в маске невозможно, под костюмом ручьём льётся пот, а к медикам приходится с огромным трудом прислушиваться. И ведь нужно ещё понять, к кому именно прислушиваться: в "скафандрах" почти все одинаковые и не видно, кто говорит. Но домой было рано, ведь это только "прихожая" госпиталя. Настоящая "жизнь" больницы кипит на этажах выше.
Этаж 2. "Помру здесь, наверное"
На втором этаже – ещё тише. Только еле слышные голоса пациентов изредка доносятся из палат. Здесь лежат больные, которым не требуется интенсивная терапия. Причём лежат буквально повсюду. Любые помещения больницы, которые в "мирное" время использовались, например, для подсобных нужд, теперь превратили в палаты. Так, в комнате с красной советской надписью "Столовая" лежит молодой парень и смотрит на смартфоне кино. На соседней кровати спит мужчина средних лет.
Все – в кислородных масках. А на стене у каждой койки – флакон-дозатор, которым медики регулируют подачу кислорода. Пандемия превратила это вещество из, казалось бы, расходного материала в настоящее лекарство, объясняет врач госпиталя Маргарита Славнова.
"У нас ко всем койкам он теперь подведён. А там, где не подведён, стоят кислородные концентраторы. Поверьте, самое страшное – видеть, как человек у тебя на глазах задыхается. А сейчас у нас все дышат. Подбираем дозу кислорода, чтобы пациент с максимальным комфортом перенёс заболевание и быстрее выздоровел", – рассказывает медик.
Несколько раз в сутки всем пациентам замеряют сатурацию. Данные собирают в единый лист: так, чтобы было видно, на какого больного обратить особое внимание при обходе. На случай, если кому-то резко станет хуже, к каждой кровати прикреплён листок с данными пациента. Там указаны ФИО, возраст, диагноз, дата поступления и другие обозначения, понятные только врачам. Это помогает медикам быстрее сориентироваться, как помочь человеку.
"Вы чего, не нужно. Лежите так, в маске. Говорят, у вас сатурация очень низкая, дедуль. Давайте-ка измерим", – укладывает его обратно медсестра.
"Ничего мне здесь не помогает. Помру скоро, наверное", – твердит старик куда-то в потолок.
С тем, что лекарства не помогают, врач Екатерина Колыхалова не согласна: "Положительная динамика есть. Нужно и дальше под кислородом лежать и наблюдать". И добавляет, что дедушка сам по себе очень "неспокойный".
Осмотр на этом закончили, а мужчина продолжил бубнить что-то еле разборчивое в кислородную маску: "Помню, была у меня жена..."
Я так и не сообразил, как врач хоть что-то поняла из осмотра. Я только успевал вертеть головой, чтобы разглядеть пациента через запотевший экран. И старался выбрать позу, чтобы промокший от пота костюм не прилипал к телу. Медики же успевают записать все данные, пообщаться с пациентом (и как-то всё расслышать в этом костюме), а также скорректировать в случае необходимости лечение.
На соседней кровати – 71-летний бойкий и улыбчивый мужчина. В госпитале он провёл уже две недели. И уверяет, что чувствует себя хорошо.
"Дышится очень легко. Таблетки, капельницы – красота. Когда на скорой забирали, я думал, что умру здесь. Три дня температура была. Сказали, не сбивать. Ну я терпел, терпел, а потом уже не смог. Пошёл, сдал мазок и попал сюда. А под кислородом совсем по-другому всё стало. Быстро пошёл на поправку. Кормят тоже нормально. Лежу себе, ничего не делаю. Очень хочу домой уже. Делать тут нечего. Надеюсь, в понедельник выпишут. Не знаю даже, где заболел. Из квартиры-то почти не выхожу. Может, в подъезде где-то. Чёрт его знает", – объясняет пациент.
Но таких, как почти здоровый дедушка, очень мало. "Бессилие" – слово, максимально точно описывающее атмосферу ковидных палат. Это совсем не похоже на обычную больницу, где уставшие от постельного режима пациенты ведут оживлённые беседы. Здесь практически не смотрят кино и не читают книг. В основном люди просто лежат. Даже если выздоравливающий уже готовится к выписке, поговорить ему всё равно почти не с кем: остаётся только сидеть в телефоне. Но и это здесь встречается редко.
"Даже телефонами пользуются нечасто. Сил нет. Только под выписку оживают", – отметила медсестра.
Медики отмечают, что жуткая слабость – отличительная черта третьей волны. Пациентов привозят в "полуживом" состоянии, в котором они с большим трудом отвечают на вопросы врачей.
Этаж 3. Лежат по полтора месяца
На третьем этаже – совсем тишина. Похоже, сюда специально кладут тех, кому вот-вот может понадобиться ИВЛ и реанимация. Так, чтобы быстрее доставить к реаниматологам: интенсивную терапию проводят на четвёртом.
Заходишь в женскую палату – а никто из пациентов даже не реагирует. Многие не спят: просто отстранённо смотрят в одну точку. Медикам приходится подолгу повторять одно и то же, чтобы узнать подробности состояния больного. На случай ухудшения в некоторых палатах дежурят медсёстры.
Один из главных "законов" жизни пациента в красной зоне – правильно лежать. Чтобы поражённые лёгкие снова "ожили", нужно поочерёдно спать на спине, животе и боках. На втором этаже пациенты соблюдают эти правила сами: переворачиваются по часам. Здесь же больные этого сделать не могут: медики сами их перекладывают. И в каждом положении замеряют сатурацию, чтобы выяснить, как пациенту дышится легче.
Хрипы людей, заглушённые кислородными масками, по-настоящему пугают. Всеми силами стараешься занять удобное положение, чтобы видеть и слышать пациента. А когда, наконец, разглядишь, становится тревожно: возникает ощущение, что реанимация человеку понадобится через несколько секунд.
Многие, пролежав так под кислородом, выздоравливают и возвращаются к нормальной жизни. Но для этого им приходится провести в госпитале больше месяца.
"Вот бабушка, 45 дней уже у нас лежит", – показывает доктор Маргарита Славнова на одну из коек.
78-летняя женщина пусть с трудом, но сама разговаривает и двигается. Она даже попыталась встать, увидев врача. Но ничего не вышло: сил хватило только на вопрос, в каком положении лучше лежать.
"Старушку привезли практически в безнадёжном состоянии. Больше половины лёгочной ткани было поражено пневмонией. Она прошла и реанимацию, и долгую реабилитацию. А теперь – хороший прогноз. Можно сказать, чудо. Сейчас у неё уже 40% поражения. Ковида уже нет. Смотрим теперь, чтобы дыхательная функция восстановилась. Тогда и выпишем", – поясняет доктор Славнова.
За бабушку, конечно, очень радостно. Но вспоминая о статистике оперштаба (в день в крае от ковида умирают около 20 человек), понимаешь: далеко не все истории заканчиваются так хорошо. Тех, кого коронавирус ослабил до невозможности дышать самостоятельно, экстренно перемещают на четвёртый этаж.
Этажи 4 и 5. "Сегодня 30% лёгких поражено, а завтра уже 60%"
На четвёртом и пятом голоса вообще не слышны. Только звучит ритмичный писк аппаратуры. Возле каждой койки установлен экран, который показывает пульс, сатурацию и другие непонятные (для обывателя) показатели. Техника "рассказывает" врачам о состоянии больного всё то, что сам человек, находящийся на грани жизни и смерти, сообщить не может.
Медики, конечно, переговариваются и обсуждают каждого больного между собой. Но этого почти не слышно: голоса глушат защитные костюмы. Висит гробовая тишина, которую периодически разрезают механические звуки аппаратов ИВЛ.
В отличие от осени прошлого года, на искусственную вентиляцию лёгких теперь попадают не только пожилые. Молодых в реанимационных отделениях красной зоны всё больше, констатируют врачи.
"Если раньше у нас старше 70 лет в основном тут лежали, то теперь здоровые мужики трудоспособного возраста на ИВЛ попадают. Вирус мутировал, это точно. И инкубационный период стал намного короче. Если раньше через две недели симптомы появлялись, то теперь человек за 3-5 дней заболевает", – рассказывает Екатерина Колыхалова.
В том, что ковид "помолодел", я убедился лично. С большим трудом сквозь запотевший экран мне удалось разглядеть возраст пациента на табличке: 28 лет. На койке – совсем молодой парень, которого медсёстры положили на правый бок. Руки безжизненно свисают через край кровати. На ИВЛ он оказался совсем недавно, пояснил кто-то из медиков рядом. И никаких прогнозов пока не дают: только надеются, что выкарабкается. А мне в свои 27 лет стало не по себе.
В третью волну болезнь развивается очень стремительно, рассказывает врач-реаниматолог отделения Сергей Проскурин. Спрогнозировать, кому из пациентов понадобится реанимация, порой просто невозможно.
"Сегодня я за полчаса провёл четыре консультации. Это уже тяжёлые больные, которые лежат здесь, в реанимации. И все они сначала попали в приёмный покой, лежали в палатах, вполне неплохо себя чувствовали. А теперь вот на ИВЛ. Сейчас это нормальная картина: у человека может быть 30% лёгких поражено, а на следующий день уже сразу 60%. Очень стремительно развивается пневмония. И антибиотики при этом варианте практически бесполезны", – объясняет доктор.
Нагрузка на врачей, по его словам, тоже колоссальная. На одного доктора в реанимации приходится сразу девять больных. И это при том, что норма – шесть человек. Но выхода нет. То, что реаниматологов в крае не хватает, признают и в местном Минздраве. Из-за этого бригадам приходится постоянно переезжать из госпиталя в госпиталь, чтобы помочь всем.
Неподготовленного человека атмосфера ковидной реанимации разрывает на части. С одной стороны, хочется остаться здесь и дождаться, когда пациенты, наконец, смогут дышать сами и победят болезнь. А с другой – хочется снять этот жаркий костюм и просто убежать. Туда, где не пищит назойливо медицинская техника и где воздух не пропитан смертью.
Санитарный шлюз. "Жизнь поставила нас на место"
Выбираются в "чистую" зону медики через специальный шлюз. В комнатке, которая когда-то была процедурным кабинетом, уставшие врачи и медсёстры избавляются от пропитанного потом обмундирования. Но сначала каждого опрыскивают санитайзером. И это, наверное, самый приятный момент: обработка прохладной жидкостью даже после часа в красной зоне освежает лучше ледяного душа.
Костюм нужно снять аккуратно, стараясь вывернуть его наружу. В последнюю очередь нужно снять нижнюю пару перчаток. Все средства индивидуальной защиты тут же упаковываются в специальный контейнер.
За соседней дверью – душевая и туалет. А дальше – "чистый" коридор, с которого мы и начинали поход в госпиталь. Белая футболка, в которой я пришёл сюда, после красной зоны казалось прозрачной от пота. И это при том, что я провёл там всего 60 минут. Но я не работал и не бежал в спешке, пытаясь спасти очередного пациента. А для медиков ковидного госпиталя это уже привычный уклад жизни. За одну только смену они находятся в экипировке в шесть раз дольше. И не раз в жизни, а ежедневно.
"Весной мы мечтали, что ковидный госпиталь закроется и мы вернёмся к плановой медпомощи. Что вновь заработают все отделения, которые у нас были. Что наши медики, которые все сейчас трудятся в красной зоне, смогут работать по своему профилю. Но жизнь поставила нас на место. Свернуться мы не успели, а в июне за пару недель госпиталь заполнился", – объясняет Каркавина.
Госпиталь рассчитан на 400 мест. Но люфт в 50 ковидных коек в разгар третьей волны – это, по сути, ничего, подчёркивает главврач. По её словам, оставшиеся места могут заполниться всего за пару суток, если эпидобстановка станет ещё хуже.
Всего же по краю, по данным на 27 июля, развёрнуто 4670 коек в госпиталях. Больше 3900 из них занято. Специалисты Минздрава продолжают искать возможность развернуть ещё места в ковидариях: на случай, если больных станет больше. Но алтайские медики надеются, что пик третьей волны уже пройден. Система здравоохранения и без того работает на износ.
А я, когда ехал из госпиталя домой, как-то по-другому стал смотреть на людей, которые не надевают в транспорте маску. Это ведь даже не вакцинация – это элементарный минимум, снижающий шансы оказаться в ковидном госпитале или, не дай Бог, на ИВЛ.
Текст: Саша Соколов / Фото: Екатерина Смолихина