"У нас не крепостное право": интервью с главой алтайского Минздрава

После того как глава правительства Красноярского края Виктор Томенко был избран губернатором Алтайского края, в регион на топовые должности приехало уже несколько красноярцев. Один из них – новый министр здравоохранения, в прошлом врач, Дмитрий Попов. В интервью порталу Amic.ru он рассказал, что будет менять в алтайской медицине, о ее проблемах, платных услугах, врачебной доступности, а также немного о спорте, семье и почему он не варяг.

О назначении и планах

Корреспондент: Дмитрий Владимирович, вы приехали к нам на пост министра здравоохранения с поста замминистра здравоохранения Красноярского края. Очевидное повышение. Рассматриваете это как ступеньку в карьере?

Дмитрий Попов: Да, ступенька. Но ее еще нужно хорошо отработать. Это серьезный вызов для меня. Заместителем я вел свой раздел работы, но не принимал окончательных решений. Теперь я отвечаю за медицину на уровне всего региона. Отчасти это эмоционально и физически давит, но я получаю удовольствие от работы. И я хочу сделать так, чтобы медицина на Алтае стала лучше, в том числе лучше, чем в Красноярском крае. Чтобы каждый житель Алтая сказал, что здесь здравоохранение лучшее в России.

Когда меня назначили, я часто слышал "варяг", "пришелец". Но ведь я получил медобразование не только, чтобы лечить красноярцев. Потому и мои назначения коллег из Красноярска на должности на Алтае – это вполне нормально. Это люди, которых я знаю, которым доверяю. Они тоже хотят сделать медицину лучше.

Корр.: Как вы думаете, про какую-то сферу здравоохранения, медучреждение региона уже можно сказать "лучшее"?

Д.П.: Если говорить об учреждениях, которые на слуху за пределами региона, то это, в первую очередь, федеральный центр травматологии и ортопедии. Серьезная организация с высококлассными специалистами, которые высоко ценятся. Диагностическим центром мы можем гордиться.

Корр.: Должен ли руководитель регионального ведомства здравоохранения быть врачом?

Д.П.: У меня большой опыт работы врачом и мне знакома работа по организации непосредственной медпомощи. Сейчас же приходится заниматься и хозяйственными, и экономическими делами. И мне кроме врачебных нужны и навыки управленца. В современных европейских клиниках эти функции разделены: есть менеджер, организующий работу, и главный врач, отвечающий за медпомощь. Пока у нас два в одном, я считаю, что отраслью должен руководить отраслевик, то есть медик.

Корр.: Чем медицина Алтайского края отличается от красноярской?

Д.П.: Главная особенность – сельское население со своей ментальностью, своими требованиями. Поэтому нужно организовать модель медпомощи, не зацикленной только на Барнауле.

В ближайшие три года мы будем серьезно вкладываться в развитие межрайонных центров, которые будут сформированы по принципу медицинского округа. Сейчас надо понять, сколько докторов, каких компетенций, с какими медтехнологиями и где у нас есть.

Главная проблема в медицине – это не нехватка финансов, а необходимость урегулировать отношения внутри системы. Чего мы хотим от здравоохранения? Общего целеполагания, договоренности.

Корр.: Например?

Д.П.: Например, я, как пациент, хочу, чтобы в районной больнице был кардиолог. Но если это молодой врач и у него объективно мало пациентов, так как население района малочисленное, то и опыта будет мало. Но мы-то хотим опытного врача, который сможет решить любую проблему!

С другой стороны наличие врачей – это взаимная ответственность. Готов ли человек, который родился, вырос и учился, вернуться в село? Ведь в отношении медработников не должно действовать крепостное право. Министерство не может обязать, приковать кандалами терапевта к районной поликлинике.

О проблемах

Корр.: В Алтайском крае есть опыт привлечения медиков в села. Не самый успешный.

Д.П.: Я говорю немного о другом. Мы же понимаем, что невозможно все 94 медицинские специальности иметь в каждой больнице. Но при этом мы должны оказать квалифицированную помощь всем нуждающимся.

В продолжение темы о межрайонных центрах: сейчас мы поэтапно создаем единую диспетчерскую скорой медицинской помощи, чтобы грамотно управлять всеми машинами и направлять к больному ближайшую, даже если она из другого района. Такая уже есть на Рубцовской территории: к городу мы подключили три района.

Корр.: Сразу на ум приходит слово оптимизация, которое в регионе стало почти ругательным. Еще до того, как вы стали министром, у нас ходил слух, что некоторые больницы в небольших районах станут филиалами больниц в более крупных населенных пунктах.

Д.П.: Я тоже не люблю это слово. Но что такое оптимизация? Если иметь в виду ликвидацию, то нет. Мы не будем ничего ликвидировать. И тут очень важно, чтобы главврачи медучреждений объясняли населению, как будет организована медпомощь.

Но да, мы будем налаживать взаимодействие и маршрутизацию между учреждениями, межтерриториальное взаимодействие актуально и сегодня. Как пример – передвижной ФАП, который закреплен за одним районом, но может обслуживать население другого.

Вот представьте: в районе всего 50 родов в год, то есть одни роды в неделю. Вот тут возникает вопрос, есть ли смысл содержать такой роддом и доверятся ли врачу женщины, который так редко принимает роды? Зато есть возможность привезти будущую маму в "ДАР", где выхаживают детей с экстремально низким весом – 500 граммов. 20 лет назад уровень младенческой смертности был раза в три больше, чем теперь. Сегодня почти треть родов возникают преждевременно.

Корр.: Многие врачи считают, хотя, конечно, они этого не говорят публично, что ребенок весом 500 граммов – это серьезные проблемы со здоровьем. До сих пор идут споры, стоит ли спасать таких детей.

П.Д.: Мы стали выхаживать таких деток с 2012 года. Для таких суждений пока нет достаточной базы. К тому же ответом на новую проблему в медицине появляются новые решения, новые вызовы заставляют систему развиваться. Например, часто такие детки рождаются с патологией глаз, но современные технологии позволяют ребенку иметь такое же зрение, как у доношенных с нормальной массой тела.

Поэтому я бы не сказал, что эти детки не такие, как остальные. Да, у них больше проблем, но их можно решать.

Корр.: В прошлом году в регионе должны были быть построены несколько новых ФАПов, в том числе и на федеральные средства, однако они не были возведены в срок. Почему? И как этот процесс будет проходить в 2019 году?

Д.П.: Речь о шести ФАПах, которые не были введены в эксплуатацию, но они все были приобретены в положенные сроки. Это не просто домик, который собрал, и он стоит. Нужны коммуникации, фундамент. Чтобы все сделать качественно, решили отложить, завершим в первом полугодии 2019-го.

Я напомню, что хоть Алтайский край в 15 раз меньше Красноярского, но количество фельдшерско-акушерских пунктов у нас больше – 853 – и они все сохранены. Есть программа замены аварийных ФАПов, строительства там, где их нет. А мы еще и расширяем их возможности за счет информатизации – интернет до конца следующего года дойдет до всех пунктов. Можно будет связаться с краевой больницей, онкоцентром.

Корр.: Как вы относитесь к тому, что многие алтайские врачи работают в нескольких медицинских учреждениях одновременно, часто в государственных и коммерческих?

Д.П.: Опять к вопросу о крепостном праве… Не важно, в частную или государственную клинику обращается человек. Он приходит за помощью. Да, в большинстве частных сегодня работают наши доктора. Но качество частного здравоохранения – это показатель качества бюджетного здравоохранения. По отношению к пациенту, я считаю, что это не плохо. Доступность медпомощи должна быть в разных формах.

Да, мы хотели бы максимум бесплатной помощи для населения. Нужны организационные решения. Например, продление времени работы поликлиник, работа в выходные дни, выездные формы, дистанционное консультирование.

Корр.: Но люди сейчас жалуются, что много стало платных услуг, например, в Диагностическом центре, "ДАРе", офтальмологической больнице и других крупных учреждениях.

Д.П.: Бюджетные организации в структуре здравоохранения имеют не более 3% платных услуг. Это медицинские осмотры для работников, занятых во вредных и опасных условиях труда, водительские справки и справки на владение оружием. И у нас нет целей по расширению платных услуг.

Корр.: А как насчет доступности? Из того же онкологического центра пациентам приходится ездить сдавать анализы в Диагностический центр. Им это кажется очень неудобным, ведь многие приезжают из районов. Хочется максимально быстро все пройти.

Д.П.: В январе 2019 года был утвержден приказ о минимально достаточном объеме обследований при обнаружении злокачественного новообразования. Это то, что можно пройти в своей районной или городской поликлинике. С этим обследованием человек приезжает в онкодиспансер. Потом онколог принимает решение, нужны ли специализированные обследования в самом диспансере или как раз в Диагностическом центре, где мы сконцентрировали много высококлассной техники и специалистов. Проще спуститься с Горы и пройти эти обследования, чем возвращаться в район или платно в Барнауле искать.

Корр.: А почему все нельзя сделать в онкодиспанесере? Чтобы вообще никуда не бегать.

Д.П.: Представляете, каких размеров он должен быть. В течение года выявляется около 10 тысяч новых случаев злокачественных новообразований. Еще столько же приезжает тех, у кого не подтверждается. Зачем дублировать, если есть Диагностический. Мы сейчас как раз им занимаемся. В течение этого полугодия примем ряд решений по его работе. А пока взаимоувязываем направление туда пациентов со всего региона по онкологическому профилю. Задача – сократить время от момента подозрения заболевания у пациента до заключения онколога и начала лечения.

На базе Диагностического будем делать центр компетенций или второго мнения. Специалисты центра будут пересматривать заключения медиков из районов, чтобы исключить пропуск злокачественных новообразований. В первую очередь у женщин, потому что рак молочной железы сегодня на первом месте.

Будем модернизировать систему дистанционного консультирования по лучевым методам диагностики, в первую очередь, рентгенологии. Думаем о единой лабораторной службе.

Корр.: Все-таки мы боремся за качественное оказание медицины или количество пролеченных? С одной стороны, у нас есть автопоезда здоровья, которые приезжают в самые отдаленные уголки региона, а есть диспансеризация, которая часто проводится для галочки.

Д.П.: Чтобы получить качественную помощь в поликлинике, надо сделать работу участкового специалиста плановой. Врачу надо перестать "тушить пожары", постоянно не понимая, кто следующий пациент, стоящий за дверью. Сегодня 90% пациентов – это обращения по острому заболеванию. И у врача просто нет времени на плановые обследования. Наша задача – разгрузить его рабочее время за счет организации кабинетов неотложной помощи, дежурных докторов, выездов на дом. Если структурировать работу врача, то у него останется время на полноценный осмотр и общение с пациентом.

Кроме этого необходимо расширять компетенции. Терапевт должен обладать навыками функциональной диагностики, хирург – эндоскопическими, акушер-гинеколог – уметь делать УЗИ. Мы пересмотрим функциональные обязанности врачей и расширим их.

Или другой пример. Вот смотрите, умения и знания медсестры, которая ведет прием вместе с доктором, используются всего на 15%, все остальное – это навыки правильного заполнения документов. Наша задача – организовать работу медсестры так, чтобы она использовала свои знания, помогала пациентам. В данном случае мы пытаемся разделить медицинскую составляющую и не медицинскую.

Конечно, мы ставим и задачу по повышению заработной платы медиков. Она хоть и выше в два раза средней по экономике, но ниже, чем во всех остальных сибирских регионах. Но без развития социально-экономической ситуации всего региона не получится повысить уровень зарплаты бюджетников.

О личном

Корр.: Семью на Алтай перевезли?

Д.П.: Нет.

Корр.: Почему?

Д.П.: Дети же учатся в школе. Сын в 10-м классе, он определяется с профессией, готовится к сдаче экзаменов. Мы с женой решили, что не стоит его выводить из зоны комфорта. Он сам определяет, кем хочет стать. Я не собираюсь настаивать на том, чтобы он был врачом. Но и отговаривать его бы не стал. Это хорошая профессия, от нее получаешь удовольствие.

Корр.: Как общаетесь с родными?

Д.П.: По телефону, "Скайпу". Они ко мне на каникулы приезжают, я к ним иногда на пару дней. Это непросто, так надолго я с семьей не расставался.

Корр.: Как вы стали врачом?

Д.П.: Это пример идеальной истории, когда человек с малых лет понимает, что станет врачом. В детстве я хотел лечить болезни, которые были у моих родственников, быть похожим на известных мне тогда докторов, играл в "больничку". До девятого класса я учился в инженерно-технической академии. По точным наукам у меня были хорошие результаты: хорошо давались и физика, и химия, и математика, поэтому без экзаменов меня зачислили в технический вуз. Но я все-таки решил попробовать себя в медицине. Стал усиленно заниматься биологией, химией. И поступил сразу в два вуза: технический и медицинский. Но остался в медицинском.

Корр.: Случалось жалеть об этом выборе?

Д.П.: Нет, наоборот. К третьему курсу вуза, когда сталкиваешься с реальными пациентами, желание помогать становится еще больше. Именно в этот период я решил стать хирургом. Усиленно занимался анатомией и онкологией, дежурил в реальных отделениях. Я понимал, что мне нужно, и активно получал новые знания и навыки.

Корр.: Вы же застали годы, когда врачи жили на грани бедности?

Д.П.: Я как раз заканчивал вуз. Когда начал работать, получал 4000 рублей. В то время в Красноярске это было в 2,5 раза меньше, чем в среднем по региону. Приходилось подрабатывать, у меня уже была семья. Не только дежурствами в больнице и преподаванием на кафедре в медицинской академии, но и пытался освоить смежные навыки: методы биржевой торговли, это как раз только заходило в Россию, пробовал себя в роли риелтора. Но, как видите, полностью посвятил себя медицине.

Корр.: Нам, пациентам, приятно думать, что сами врачи никогда не болеют. Но это, конечно, ошибочное мнение. Вы в случае недомогания обращаетесь к коллегам или занимаетесь самолечением?

Д.П.: Все медики болеют самоотверженно – есть ощущение "белого халата". Простуда, что-то обычное – да, банальное самолечение. Более серьезное – обращаюсь за помощью к коллегам. Любой пациент, даже если он министр, должен иметь доктора, которому он доверяет. Это может быть обычный терапевт, хирург, травматолог, не обязательно академик.

Корр.: Вопрос банальный, но всегда любопытный: чем занимаетесь в свободное время?

Д.П.: Первые два месяца, когда я сюда приехал, времени не было совершенно. Но когда это уже стало сказываться на моем физическом и эмоциональном состоянии, вернулся к тому, что всегда очень любил – спорту. Сейчас я пять раз в неделю по вечерам посещаю бассейн, спортивный зал. Когда удается собраться – играем в футбол с коллегами из Минздрава. В июне проведем краевую спартакиаду работников здравоохранения. Спорт – это командообразование, которое позволяет сплачивать коллективы. Важно выходить из своих кабинетов, учреждений.

Корр.: Из Красноярска все приезжают со спортивным прошлым?

Д.П.: За всех не скажу, но в Красноярске есть команда медиков – футбольный клуб "20/18". Мы его так назвали в ожидании Чемпионата мира по футболу, который прошел в России в 2018 году. Мы играли дважды в неделю.

Корр.: Здесь есть с кем поиграть в футбол?

Д.П.: Находим. Мы пару раз играли с командой министерства спорта (уже после беседы, 15 апреля, Дмитрий Попов играл в футбол в составе команды чиновников против команды общественников, – прим. ред.).