"Мы же не "конченые": один день в новоалтайской колонии общего режима

Рядом с Барнаулом, в двух шагах от Новоалтайска находится исправительная колония (ИК) №11. Там отбывают наказание 249 женщин. Они сидят за убийство и наркотики (в основном). И сидят не в первый раз. У каждой есть уже минимум одна "ходка". А кто-то провел за колючей проволокой полжизни. Серьезно, полжизни. И, возможно, не самой плохой. Если сравнивать, что было там, на воле. Один день в колонии общего режима провела Татьяна Гладкова, чтобы понять, что даже день в тюрьме, даже по работе – это много. Впрочем, судите сами.

Чтобы посмотреть изображение, нажмите на фото.

Доброе утро, тюрьма!

В тюрьму так просто не попасть, тем более если чист перед законом. Договариваться о посещении места не столь отдаленного пришлось заранее. Вход по паспорту, телефоны сдаются, всю технику описывают. Личные вещи оставили в камере хранения – на всякий случай. На проходную заходят по трое, следующая дверь открывается после закрытия предыдущих – так принято. На проверку оборудования и документов уходит несколько минут. После досмотра мы наконец-то оказываемся в колонии общего режима. Время 5:30. Доброе утро, тюрьма!

Подъем у заключенных ровно в 6:00. Неважно, выходной или нет. Исключение делают разве что на Новый год.

Потом начинается зарядка. До нее многие курят. Здесь вообще много курят. Разминку проводит одна из осужденных. Она показывает, остальные повторяют. Занятием спортом это не назовешь. Физкультурой занимаются без азарта, но куда деваться – положено 15 минут выполнять нехитрые упражнения. Сотрудники колонии контролируют, чтобы никто не халявил, занимался как положено. Как все.

Новенькая с характером

После зарядки есть десять минут, чтобы привести в порядок вещи, постель и себя. На себя, кажется, времени вообще не остается. Но женщины остаются женщинами даже в колонии – на утреннюю проверку многие выходят с макияжем.

Яна здесь новенькая, поселилась несколько недель назад. Эффектная, на нее сразу обращаешь внимание. Длиннющие волосы, стройная фигура, татуировка за ухом, яркий макияж, очень в себе уверенная. Черные брови и волосы, яркие губы. Сотрудники колонии про нее говорят, что девушка с характером. Оно и видно. Сидит Яна, кстати, за убийство гражданского мужа.

От общения с нами не отказывается, но и много о себе не рассказывает. Срок не первый. Да, убила сожителя, да, достал.

Для некоторых тюрьма действительно "мать родная", но не по убеждениям, просто обстоятельства так сложились. Социальные такие обстоятельства. Например, нет дома, семьи, денег, работы и образования. Негде жить, но есть с кем пить. Вот некоторые и возвращаются.

А сколько на воле чай стоит?

После зарядки и до завтрака проходит первая проверка (всего в день проходит три проверки). На построение приходят все. Не дай бог кто-то не явится. Потом опять перекур. Есть время обсудить наш приезд, все-таки мы для них – развлечение. А еще им хочется знать, что происходит в мире. Политика их не интересует. Интересы скорее бытовые.

- А сколько стоит пачка чая, проезд? – спрашивает невысокая женщина без возраста.

- Да где-то рублей 90, проезд 17 рублей, – отвечаю.

- Сколько?! Это же что за цены? – недоумевает дама, которая, по ее словам, уже шесть лет провела в колонии.

А еще зэчкам интересно, сколько я зарабатываю.

- Ну больше 20 тысяч? Че, прям реально больше? Ну тогда можно жить! – говорит одна женщина. Потом, подумав, меняет мнение.

- Но так тебе же и за квартиру платить, и за коммуналку, да? А еще одеться же надо, проезд, вся фигня... Ну это все грустно как-то, тут проще. Но я не говорю, что лучше, не подумайте...

В разговор вовлечены не все, но все слушают.

- Ну как вам тут у нас, нравится? – продолжает собеседница.

- Интересно.

Заключенным мой ответ нравится. Они смеются, закрывают лицо руками. Толкают друг друга в бок. Мол, что говорит. Интересно ей, ты посмотри.

- Да не надо такого тебе "нравится". И мне не надо. Никому, – говорит женщина с золотыми зубами. Она все это время молчала.

- А вы здесь долго?

- С основания колонии. Я ее строила. Вот этими руками (показывает свои ладони).

Руки, кстати, в порядке, с намеком на маникюр.

- А вообще давно сидите? Какой срок?

- Ой, моя хорошая, срок не первый, не второй даже. Я полжизни здесь.

- А за что сидите?

- За убийство.

Марина

Осужденная Марина Рензяк, 34 года. Отбывает второй срок. Первый раз села за кражу, дали три месяца 25 дней. Сейчас сидит по статье 105-й – "Убийство".

- Кого убила?

- Мужа... Ну, гражданского мужа.

- Трезвая была?

- Нет.

О том, что сделала Марина, писали в интернете. Заголовки кричали "Жительница Нягани зарезала мужа из ревности". Так и было: сидели на кухне, пили, поругались, схватилась за нож. Теперь он на кладбище, она в тюрьме. Рензяк сама вызвала скорую, полицию, МЧС. Вины не отрицала. Она провела в колонии шесть с половиной лет, осталось еще два с половиной, если, конечно, не выйдет по условно-досрочному (УДО – прим. ред.).

На воле ее ждут мама, папа, младшая сестра. В родном городе Нягань (Тюменская область – прим. ред.) у Марины своя квартира. Двухкомнатная, в самом центре. Есть где жить, будет и на что. Во-первых, у осужденной обеспеченные родители, во-вторых, в колонии она получила три образования: швея, мастер отделочных работ, штукатур. Обещает, что, когда выйдет, будет помогать родителям, будет приезжать к ним каждый день. Большую часть жизни Марина, наоборот, бежала из дома.

- Мне хочется им доказать, что я неплохой человек. Хочу, чтобы они поверили. Они и так верят, помогают мне. Но надо вернуть доверие и уважение поступками. Я в 12 лет ушла из дома. Жила то у одних родственников, то у других. Сейчас хочется наверстать упущенное. Я знаю, что получится. Будет непросто, да. Я заставляла их нервничать, страдать. Мама даже на суд не смогла прийти. У нее упало давление. Я не раз представляла, как я буду просить прощения. Родители у меня строгие, но чувственные люди. У меня нет ощущения, что я чужой человек. Мне всегда давали понять, что меня любят, во мне нуждаются.

У Марины невероятно красивые глаза. Она хочет родить детей, хочет обычную нормальную жизнь.

- Моя сестра получила четыре высших образования. Замуж вышла, детей родила. Она лучше меня, умнее. У меня с детства всего было в избытке. Все есть, а мне ничего не надо – ни учиться, ни работать. Я всего-то девять классов окончила. Работала в магазине, в ресторане гардеробщицей. Непрофессиональная такая. Этот срок мне был необходим, чтобы понять, что так нельзя жить. Я здесь и в Бога поверила, покрестилась.

- А ты сожалеешь о том, что сделала?

- Да, конечно.

- Потому что в тюрьму посадили?

- Уже не только поэтому. До меня лишь три года назад дошло, что я сделала. Я очень виновата перед мамой... этого парня.

Марина называет его как угодно: "он", этот парень, потерпевший, но только не по имени.

- Раскаяние – это очень больно, это мучение себя. Никто не знает, что у тебя внутри. А ты идешь и плачешь, тебе перед всеми стыдно. Он был мастером по евроремонту, золотые руки, компьютерный гений. Мы полтора года встречались. Он единственный сын в семье. Я лишила мать единственного сына, понимаете? Была бы я на ее месте, я бы тоже не простила.

Марина – пример того, как ребенок из благополучной семьи ломает себе жизнь "всем назло". И постоянно подчеркивает: "Хорошо, что я здесь. Тюрьма – это был мой единственный шанс понять все и измениться. Это урок на всю жизнь". Если честно, страшно такое слышать.

"Я, когда родителям письма пишу, сильно плачу. Вся бумага в слезах. Они мне не пишут, звонят. По телефону отвечают, говорят, что любят и ждут. Я когда выйду, обязательно схожу на кладбище, к... нему. Поговорю, прощения попрошу. Я не хочу сюда еще раз, как некоторые по несколько раз приезжают. Для меня это последний срок. И он был для меня уроком. До этого жизнь была не жизнь", – говорит Марина.

Еще до разговора с заключенными нас предупреждали – не верьте им. Не верьте, что они раскаиваются. Они умеют врать и манипулировать. Но Марине почему-то очень хочется верить.

Мы ж не конченые

Говорят, что в тюрьме пахнет страхом и отчаянием. Это неправда. Там пахнет больницей. Стерильно, казенно и постоянно под наблюдением. А еще об этих женщинах заботятся, как о детях в детском саду: пытаются воспитать, кормят, создают все условия для жизни. Только не укладывают спать в обед, разрешают курить и заставляют работать.

Но заключенные жалуются. Чай дорогой, лежать на кровати не разрешают, телевизор можно смотреть только в определенное время, родным звонить тоже часто нельзя, кормят сытно, но просто. Им (в основном убийцам и распространителям наркотиков) некомфортно. Они (в основном убийцы и наркоманки) недовольны.

"Это разве жизнь? С нами тут строго. Даже телевизор под замком держат, как будто бы мы совсем уже того... конченые", – говорит одна из женщин.

Кончеными они себя не считают. Каждая из них – личность. Некоторые так вообще легенды.

В колонии есть женщина, которая уже несколько раз сидела за убийство. Дама пенсионного возраста. Она отказалась с нами разговаривать и запретила себя фотографировать – имеет право. Но ее историю нам все равно рассказали. В своем доме ножом убила сожителя (естественно, была пьянка). Тело выкинула на улицу, в огород. По весне, когда снег начал таять, труп оттащили куда-то на берег. Когда нашли, все отрицала, говорила, что несчастный случай. Вроде как он сам упал и ударился. Почему ножевые ранения? Да не знает она. И виновной себя тоже не считает. Ни за последнее, ни за предыдущие убийства. Бабушка, к слову сказать, скоро освобождается. Идти ей некуда, так что женщину определят в дом престарелых. В колонии ее больше не ждут, но и не зарекаются от встречи.

"Кончеными они себя не считают. Каждая из них – личность. Некоторые так вообще легенды".

Просто дура

После утренней проверки заключенные строем идут завтракать. Далее развод на работу. Перед и после работы производится досмотр. Мало ли кто что-то захочет пронести или вынести. Трудовой день начинается в 08:00 утра, заканчивается в 17:00. Есть три перерыва: на обед и перекуры. Даже зарплату платят – МРОТ. И практически все трудоустроены. Часть заработной платы идет на оплату электричества. Так что не за все платит государство. Деньги зачисляются на счет. На них покупаются чай, сигареты, прокладки, обувь, средства гигиены. Все, что может понадобиться. Кстати, в тюрьме есть свой магазин. Ассортимент не самый большой, только самое необходимое.

Основное производство в ИК №11 – швейный цех. Здесь работает 121 человек. Не умеешь шить? Научат. Обучение длится от месяца до двух. Были и необучаемые, у кого руки, грубо говоря, не оттуда растут. Таких переводили на другое место работы.

"Можно даже посмотреть, какими приходят в швейный цех осужденные и какими выходят. Это совершенно другие люди. Приходит спившаяся, наркоманка. Здесь она начинает работать, чем-то интересоваться, читать. У них появляется цель. И появляются деньги. Они покупают мыло, которое хорошо пахнет, шампунь. За ударный труд даже премия положена", – рассказывает Нелли Шабалдина, мастер швейного производства.

Шьют форму, рабочую одежду, детские вещи шили, даже постельное белье. Сейчас шьют для военных из Красноярска. Выиграли тендер и приступили к работе.

В раскройном цехе работает художник. Про нее говорят – прирожденный талант. Прирожденный талант зовут Юлей. Она называет себя "просто дура".

Юля

Юле 35 лет, выглядит младше. Попросила, чтобы не фотографировали лицо. Во-первых, на воле у нее есть дочка. Она, конечно, знает, где мама и за что она там, но внимание привлекать не хочется. А во-вторых, у Юли плохие зубы. И она очень этого стесняется. Даже говорить пытается так, чтобы не открывать рот.

Юля второй раз сидит за наркотики. Первый срок получила за марихуану, второй – за "винт". Не распространяла, просто сама употребляла.

- Как ты так подсела?

- Маму не слушала. Была бурная молодость. Поездки, концерты, музыка. Я обожаю музыку. Рок, рок-н-ролл. Даже сама немного играла на гитаре и ударных. Я, можно сказать, с детства меломан. На "винт" подсела, потому что не хватало времени. А под ним не спишь, много энергии, вот и втянулась. Я профессиональный татуировщик, дизайнер, училась на модельера-конструктора. А еще занимаюсь дизайном, ландшафтом и художественной ковкой. Я еще в компьютерах хорошо разбираюсь. Бог мозги дал, говорите? Нет, недодал.

- Сложно тебе здесь приходится?

- Не то слово. Я практически ни с кем не общаюсь. Хочется читать, но с книгами проблема. В библиотеке в основном любовные романы и детективы. А нормальных книг нет.

Начальница Юли по швейному цеху рассказывает, что Юля здесь ни с кем не общается. Она сама по себе. Здесь она не то что подруг, даже родственную душу не найдет. У Юли прекрасная речь, складно говорит, держится с достоинством. Хотя в тюрьме это сделать непросто.

- Говорят, что ты потрясающе шьешь?

- Я шью всю жизнь, спасибо маме, научила. На воле я сама себе выбирала клиентов. А потом села. Первый раз села на два года. Сейчас дали восемь лет, половину уже отсидела. Еще четыре, но я иду на УДО. Так что, дай бог, через два года выйду отсюда. Здесь время странно тянется. Меня спасает, что я в раскройном цехе. Каждый раз что-то новое, нет однообразия. Я сюда не вернусь. Странно такое слышать от человека, который сидит второй раз, да?

- Да.

- Но мне нельзя. У меня дочка есть. Маленькая. Ну как маленькая. Она в том возрасте, в каком у меня голову "оторвало". Ей 13 лет. Первое время мы от нее скрывали, где я. Потом, когда она была к этому готова, ей рассказали. С ней психологи работали. Но она нормально восприняла это. Выйду и буду работать. Я легко работу найду. Мне иначе нельзя. У меня дочка и мама.

Обещаю ей, что, когда она освободится, закажу у нее сшить какие-нибудь шмотки. Главное – найти Юлю через пару лет. На это она замечает, что соцсети никто не отменял.

ЦЗН, цыганки, церковь

Для тех, кто скоро освобождается, работает "Школа освобождения". За несколько месяцев до выхода на свободу в колонию приезжают сотрудники центра занятости населения. Они рассказывают зэчкам, какие профессии востребованы на рынке труда. Чтобы могли сориентироваться, подумать.

Колония – это не только исполнение наказания. Это своего рода воспитание. Осужденным действительно создают условия для развития. Можно даже высшее образование получить. Если есть деньги. Если нет денег, то приобрести специальность помогают в колонии. Работает филиал КГКОУ "Вечерняя (сменная) общеобразовательная школа №2 и ФКП ОУ №274", который готовит швей, поваров.

Учеба состоит из двух частей: теория и практика. В каждой колонии есть свое производство, где требуются рабочие. Нужны овощеводы – учат овощеводов. Нужны повара – будут повара.

Заместитель директора по учебно-производственной работе Дмитрий Юрьевич Желедев рассказывает, что есть такие ученицы, как говорится, талант от Бога.

"Если бы взялись за ум, то были бы клиенты, работа, деньги. Не сидели бы здесь. Многие говорят, что выйдут и будут работать. Говорят, что выйдут и будут шить. Надеемся, что это так. Они же получают обычный диплом обычного образца. Там нет пометок, что получали корочки в колонии", – рассказывает Желедев.

В том же здании, где идет "Школа освобождения", находится и молитвенная комната. Иконы, лампадки, решетка на двери. И объявление "Пожалуйста, тушите свечи".

При нас женщины зашли в оборудованное под храм помещение и бухнулись на колени. Мы даже было подумали, что играют на камеру – зэчки молились с каким-то фанатизмом, страстью, рыдали, кланялись иконам. Но нет, сотрудники колонии рассказали, что так происходит постоянно и это не "показуха". Женщины на самом деле такие набожные. Есть заключенная, которая постоянно читает молитвы. Многие ходят на исповедь, когда приезжает батюшка. Просят прощения за свои грехи. Говорят, что им становится легче.

А еще в ИК №11 очень много цыганок. И практически все они сидят за наркотики. Цыганки, в отличие от остальных, носят много украшений – кольца, серьги, часы. Все "под золото". Украшения не запрещены правилами внутреннего распорядка. Нельзя только драгметаллы и ювелирку. Бижутерию за 100 рублей можно.

Раскаяние приходит не сразу. И не у всех

В тюрьме есть психолог Светлана Ширинина. График работы с 8:00 до 17:00. К ней на прием постоянно приходят заключенные. Записаться могут все 249 женщин. Но только 42 человека находятся на профилактическом учете, из них 13 склонны к членовредительству – это значит, что они могут причинить себе вред, чтобы добиться желаемого. Такой способ манипуляции, демонстративно шантажное поведение. А еще восемь осужденных склонны к суициду. Они уже пытались покончить жизнь самоубийством. Не в стенах колонии, слава богу.

Мы застали групповое занятие. Женщины сидят в удобных креслах, расслабляются. Многим из них надо просто выговориться о наболевшем. Некоторые действительно просят о помощи. У них на свободе есть дети и внуки. И невозможность видеть, как они растут, – самая большая боль для осужденных.

С заключенными работает психолог Светлана Владимировна Ширинина. Она проводит групповые занятия, индивидуальные.

- Светлана, с чем приходят заключенные, с какими проблемами?

- Эти женщины не видят, как растут дети. Приходят излить душу. Кто-то приходит, чтобы выговориться, кто-то, чтобы решить проблемы, наладить отношения с родственниками. Понимаете, некоторые, попав сюда, перестают общаться с близкими. Или семья не хочет с ней общаться либо заключенная сама порвала все отношения. Некоторые не могут наладить общение здесь с коллективом.

- А есть такие, которые не могут справиться с болью от того, что они сделали? Убили человека, например.

- Раскаяние приходит не сразу. И не у всех. Некоторые осознанно шли на преступление. Они говорят: "Я знала, что я делаю, зачем я это делаю и какие будут последствия". Есть те, которые говорят, что, если бы было надо, я бы это сделала еще раз. Даже когда они освобождаются, когда мы прощаемся, я задаю им вопрос: "Ну что, больше не увидимся?" А они говорят: "Да кто знает, может, и увидимся". Бывают те, кто понимает, что они сделали. Но это приходит не сразу. Другие приходят и говорят: "Я не виноват, я тут незаконно". Начинаешь разбирать ситуацию, и они со временем признают свою вину. Начинают говорить, что да, моя вина в этом есть.

- Вам их жалко?

- Здесь дело не в жалости. Есть такие, которым хочется искренне помочь. А есть такие, кто пытается манипулировать. Им пытаешься помочь, а ее на самом деле все устраивает в жизни. Учреждение после освобождения пытается помочь каждому. Устраивают людей в реабилитационные центры. Помогаем и здесь. Даем образование, работу, есть все условия для развития. Некоторые не раскаиваются, потому что не видят смысла. Им в тюрьме хорошо.

Ирина

Ирина, 33 года. Сидит третий раз. Первый срок получила в 2006 году. За тяжкие телесные. Второй раз села в 2011-м за кражу сотового телефона. Последний раз ее осудили по 228-й статье – "распространение наркотиков". Четвертый раз сюда не собирается – надоело.

Наркотики Ира попробовала в 13 лет. Вначале была "ханка". Потом героин. Но наркоманкой она себя не считает, у нее, как она говорит, даже ломки не было. Да и перерывы между приемом наркоты были большие.

- Как на героин подсела?

- Друзья типа предложили. Я работала в продуктовом магазине, там всегда наличность. А человек, который подсадил, типа друг, ему деньги были нужны. Вот он меня и подсадил.

- Он виноват?

- Ну типа да. Но я не подсела, я только пробую. Я вторым сроком сидела в Иркутской области. Там были девочки, которые отбывали наказание за "скорость". Это такой синтетический препарат. А в Барнауле его не было. И они рассказывали свои впечатления от этой "скорости". Так описывали, что я освобождалась с мыслью быстрее ее попробовать. Ну и в первый же день, как приехала домой, попробовала.

- А как решила распространять-то?

- Ой, ну найти такую возможность несложно. Через интернет нашла. А я видела, что на этом типа можно делать деньги. Если притрагиваешься к наркотикам, сразу же знаешь, что в тюрьму пойдешь. Это осознанный шаг. Я знала, что будет. Распространяла 11 месяцев. Мне денег хватало. Снимала квартиру, сама себя обеспечивала.

- Оно того стоило?

- Нет. Но это я сейчас понимаю.

- У тебя дети есть. Мальчик и девочка. Сыну уже 14 лет. А что, если ему предложат попробовать наркотики?

- Нет! Нет! Что вы?! Понимаете, за наркотиками, которые я распространяла, приходят наркоманы с большим стажем. Если бы не я продавала, так кто-то другой. Они все равно нашли бы выход. Я говорю, сейчас первый раз не пробуют этот наркотик! Подростки как-то сейчас сторонятся этих наркотиков. Это наше поколение застало эти наркотики. "Ханку", героин.

Ира говорит, что бывших наркоманов не бывает. И тут же уверяет нас, что она больше никогда к наркоте не притронется. Ни-ког-да.

- А ты бы смогла распознать, если твои дети начали бы употреблять наркотики?

- Конечно! Я бы смогла. У меня мама все время работала. Ее дома не было, деньги зарабатывала. А я была такая... ну, бесхарактерная, что ли. Эх, мне 33 года, и что я имею? Двоих детей? И кто их воспитывает? Мама, не я. Но я выйду по УДО. У меня будет шанс все исправить, и я его не упущу.

- А есть такие слова, которые дошли бы до 13-летнего подростка? Что наркотики – это плохо? Что бы ты сказала тем, кто собирается попробовать?

Этот вопрос заставил Иру замолчать. Она думает. И, судя по всему, честно отвечает.

- Я не знаю, что им сказать. Наверное, слушайте маму. Если бы я слушала, что мне она говорила... Мама мне всегда говорила, что будет у тебя свой ребенок, тогда ты поймешь. И теперь я понимаю. Сыну было 13 лет, когда он у моей мамы украл 13 тысяч рублей. Меня здесь била нервная дрожь. Я боялась, что это будет "спайс". А он просто пошел и потратил деньги на мороженое и пирожное. И я была рада, что он обошел эти наркотики.

Недавно Ира виделась с детьми на длительном свидании. С сыном она разговаривала о вреде наркотиков, с дочкой читали книгу. Говорит, что у нее есть план, как она будет жить, когда выйдет на свободу. Но подробности не рассказывает, типа тайна.

Тюрьмы уже не те

В комнатах, где живут женщины, чисто, одинаково, даже уютно. Мебели минимум: кровать, тумбочка и табуретка. В тумбочках совсем немного вещей.

Пока работающие на производстве женщины уходят на смену, другие наводят порядок. Полы моют дважды в день. Окна летом и осенью моют чуть ли не каждый день – пыль летит. За чистоту и порядок отвечают дневальные. Они раздают задания: кому пыль протереть, кому картину поправить, чтобы косо не висела, кому вещи прибрать. Вроде бы никто ни на кого не обижается.

Есть комната отдыха. Там живет крыса – любимое животное зэчек. Крыса умная, добрая и толстая. А еще можно читать, в определенное время смотреть телевизор, играть в настольные игры или заниматься творчеством. Например, делать поделки из слоеного теста, рисовать.

В отпуске (трудоустроенным заключенным положено две недели отпуска) вообще красота. Можно даже днем лежать на кровати.

Тюрьмы уже не те. И это прекрасно. Нет дедовщины, забастовок, скандалов и прочих атрибутов колоний 90-х годов. По крайней мере, не в женских колониях и не в Алтайском крае, говорят сотрудники тюрьмы. Тем более что в ИК №11 общий режим. Есть горячая вода, душ, раз в неделю положена баня. На территории находится спортивная площадка. Спортивные мероприятия в тюрьме проходят регулярно. В отрядах имеются настольные игры. В колонии, как уже говорилось, создана православная молитвенная комната. После ужина и вечерней проверки у них есть свободное время. У них вообще много чего есть: права, быт, обязанности.

Столовая в колонии большая, меню разнообразное. Обязательно в рационе присутствуют мясо, молочные продукты, крупы, овощи. Из сладкого чай и кисель. Конфеты можно купить в магазине за свои деньги.

А вот сотовая связь запрещена. И, по словам сотрудников колонии, мобильников здесь точно ни у кого нет. Видео из интернета, где заключенные звонят с сотовых и разводят людей на деньги, – это не про ИК №11.

В колонии практически везде установлены камеры видеонаблюдения, кроме туалетов и бани. Видеорегистратор есть у каждого сотрудника. Он фиксирует разговоры с заключенными, чтобы в случае спорных моментов сразу было ясно, кто виноват. Это дисциплинирует и служащих, и осужденных.

Карцер

В карцере начинается другая тюрьма, привычная, как показывают в фильмах. Камера тесная, кровать железная откидная, есть стол, стул и тумбочка. Ну и туалет с раковиной. В таком помещении день тяжело провести, а некоторые тут по два месяца сидят. За очень плохое поведение. Едят здесь же, через небольшое окно передают еду. Заключенных, которые попадают в карцер по нескольку раз, встречается ну очень мало.

Прогулка разрешена в небольшом пространстве: четыре высоченные стены, решетка и лавочка. Вот там и вспоминаешь знаменитое выражение "небо в клеточку". Если поднимешь голову, увидишь решетку.

Начальник колонии

На вопрос, почему заключенные сюда постоянно возвращаются, однозначного ответа нет. Начальник ИК №11 Вячеслав Михайлович Загороднев уже много лет работает в системе УФСИН. Он отвечает за все, что происходит в колонии. Ежедневно ему отчитываются обо всем, что случилось в тюрьме.

Вячеслав Михайлович, как он сам говорит, был бы рад верить заключенным. Да не получается. Как показывает практика, они все обещают, что больше преступлений совершать не будут и не сядут, но возвращаются.

- Спрашивали, почему так происходит?

- Спрашиваю, ну почему так получается? Здесь вы шьете, работаете, чего не хватает? Говорят, что друзья и окружение не дают вести нормальный образ жизни. Я работал и с женщинами, и с мужчинами. И я не берусь сказать, с кем работать проще. С каждой категорией своя работа. По-разному.

- Они показывают свой характер?

- Естественно! Без этого не обходится. Мы тоже же свой характер можем показать. Но здесь мы не можем на это НЕ обращать внимания. У нас такого нет. Мы обращаем внимание на все. Потому что это преступники. И они сконцентрированы в одном месте. У нас так: вначале ты преступник, а потом женщина.

Вместо P.S

На следующий день после посещения колонии мне казалось, что они слишком хорошо живут. Убийцы, воровки, распространители наркотиков имеют права, свободное время, могут развлекаться и есть вкусную еду, им платят деньги за работу, а государство их полностью обеспечивает. Потом вспомнилась поговорка: "От сумы и от тюрьмы не зарекайся". За колючей проволокой не настоящая жизнь – имитация. И не дай бог там оказаться не по работе. И еще: не судите и не судимы будете.

Фото Вечеслава Мельникова