Единственный в Алтайском крае хоспис расположен в Барнауле - это хоспис Благотворительного фонда "Светодар". О том, как живут и как работают люди в первом и единственном барнаульском хосписе, узнавала корреспондент "Вечернего Барнаула", которая провела в нем один день. Предлагаем читателям ИА "Амител" ознакомиться со статьей.

Больной всегда прав

Отправилась туда на такси. Подъезжая к зданию, водитель переспросил: "Вам сюда? Это же...".

- Да, это хоспис, все верно, – отвечаю невозмутимо. На что мужчина с некоторым беспокойством и пренебрежением окинул меня взглядом, быстро забрал деньги и поспешил уехать. Откуда такое отчуждение, честно говоря, мне не понять. Возможно, принял меня за непутевую внучку, сдавшую бабушку в это заведение? Но буду откровенна, что собой представляет хоспис, я на тот момент и сама осознавала слабо. Я решила пройти путь, по которому следует персонал этого заведения изо дня в день, и стать если не участником, то наблюдателем за их работой.

Двухэтажное деревянное здание с пластиковыми окнами. Через забор вижу, как на веревке сушится множество белых простыней, все выглядит вполне прилично. У ворот сирень, слышен колокольный звон – церковь недалеко...

Дверь распахивает приветливая женщина. Валентина Карпова – руководитель организации "Светодар" , именно она несколько лет назад открыла первый в нашем городе хоспис. (О ней уже писал "Вечерний Барнаул".) Здесь проживают 29 больных, накануне ночью один из них умер. После выходных завезут новичка, постояльцев снова станет 30. Сюда поступают люди, за которыми не хотят или не могут ухаживать родственники, те, кто остался один на один с недугом и не в силах себе помочь, так называемые безнадежные. Диагнозы самые разные: инсульты, инфаркты, переломы шейки бедра, энцефалопатия головного мозга, болезнь Альцгеймера, последние стадии рака. Возраст постояльцев – от 36 до 90 лет.

Что такое уход за тяжелобольными, Валентина Ивановна узнала еще задолго до открытия барнаульского хосписа:

- Моя мама страдала Альцгеймером, а потом и сестра. За обеими ухаживала я сама. Потом отдала маму в дом-интернат, нужно было работать: хосписов тогда не существовало. А о сестре заботилась до конца. Она была полностью безумна, я словно разговаривала со стеной. Это очень страшно. Даже раковые больные что-то говорят, хотя бы жалуются на боли или просят пить, а люди с болезнью Альцгеймера не понимают ничего. И ни одна сиделка не соглашается на такое.

Сотрудников хосписа Валентина Ивановна называет особенными. Сюда приходят те, кто питает к людям доброту и четко понимает, что это больной человек. Другие здесь не выдерживают. Принцип работы – больной всегда прав. Что бы он ни сделал. Он может плюнуть на тебя, пнуть ногой. Это нормально.

Работа действительно очень тяжелая, отсюда сменный график – три на три, иначе просто не хватит времени восстановиться морально. От больных практически нельзя отходить: необходимо постоянно переворачивать, менять памперсы, кормить и поить, обрабатывать пролежни, ставить капельницы и контролировать прием таблеток.

"Забирайте"

Входим в палату. Восемь утра, кто-то уже проснулся, остальных пора будить. Время водных процедур: нужно помыть постояльцев и поменять им памперсы, а также постель. На первом этаже несколько комнат и столовая, на втором также палаты, но это еще не все. Вниз, в подвал, ведет очень крутая лестница, даже не представляю, как медсестры бегают по ней туда-сюда с подносами лекарств, нужна сноровка. В подвале нет окон, но оборудован он достаточно уютно, есть все, чтобы поддерживать комфортные условия для лежащих там людей.

Пролежни здесь у многих - специальные матрасы, мази и отглаженные простыни (на них, кстати, не должно быть ни единой складки, это тоже провоцирует новые язвы) – ничего не помогает, если человек совсем не двигается. Переворачивая больных, сиделки расстраиваются, находя новые синие пятна, их нужно тут же обработать, чтобы не разрослись. Лежачие все разной комплекции. У хрупкой женщины не всегда получается одной переместить постояльца, на помощь приходит вторая работница. На стоны больного обращать внимание нельзя, действовать нужно ловко и слаженно, иначе процесс затянется и принесет еще больше мучений. Я пытаюсь чем-то помочь, но быстро понимаю, что жалость во мне сильней самообладания, нужны крепкие нервы и минимум впечатлительности. Сиделки здесь достаточно молодые женщины, у большинства свои семьи.

Медсестра Ирина тем временем измеряет температуру, давление, кому-то – уровень сахара в крови. Она работает в хосписе уже около двух лет и за это время научилась понимать больных практически без слов, тем более что говорить может далеко не каждый из них.

На днях поступил мужчина с раком легких. Из больницы его выписали со словами: "Забирайте". Родственники определили сюда. Ирина заботливо поправляет ему трубку, теперь только через нее мужчина может дышать. "Ну как ты ночевал сегодня?" – интересуется она. Больной выдает что-то нечленораздельное, но медсестра понимающе кивает... "Я знаю, что устал, но нужно лечиться, потерпи". Руки у него связаны, иначе дернет он какую-то трубку и тут же умрет.

Ирина много лет работала в больнице, а потом перешла в хоспис. Женщина признается, что просто не смогла бы сидеть с бумажками в регистратуре. Для нее важно помогать этим людям, облегчать их участь.

Заходим в другую палату. Там к кровати привязана бабушка. "О, баба Маша, привязали тебя сегодня, наверно, что-то нахулиганила опять?" – спрашивает Ирина. Это другая категория - больные Альцгеймером, таких здесь семь. Память стерта полностью, они ничего не понимают, поели – и тут же просят снова, кричат, что их никто не кормит, могут лечь на чужое место, устроить беспорядок. Поэтому в хосписе периодически появляются участковый терапевт и психиатр, выписывают необходимые психотропные препараты.

Энцефалопатия похожа на болезнь Альц- геймера, но развивается не так быстро, постепенно. Вот разрушилась часть головного мозга, которая приводит в движение руку, – и больной уже не может ничего ей взять и даже просто пошевелить. У одних пропадает речь, у других – возможность двигаться. Не так давно здесь лежала женщина, которая по такому принципу полностью превратилась в окаменевшую статую, и ее невозможно было никак повернуть, рассказывает мне персонал.

К некоторым в гости приходят родственники, но есть и те, кто совсем один. Их соседи позвонили в хоспис со словами: "Умирает бабушка, сидя на лестнице" или "Одинокий мужчина лежит в своей комнате и кричит от боли, заберите, пожалуйста".

У Валентины Ивановны достаточно подобных примеров, для женщины это не просто постояльцы, она знает судьбу каждого:

- Вот из малосемейки к нам недавно привезли человека. Там незнакомая бабушка ему давала что-то поесть, а в остальном умирающий был предоставлен сам себе. Ему никто не ставил обезболивающее, он мучился от адских болей. Мы колем тяжелым пациентам морфин, они спят, нередко умирают во сне, но зато без боли. Это то, чем мы им можем помочь. Вы понимаете, – она едва сдерживает слезы, – когда человек поступает сюда, у меня нет чувства, что он скоро должен умереть. Мне кажется, что они будут жить еще долго, что их можно спасти.

Но люди умирают. Сначала они могут самостоятельно есть, потом перестают это делать, пропадает речь. Персонал ставит им уколы, поит, иногда дает бульон – другая пища уже не подходит. Такое состояние может длиться от четырех дней до восьми месяцев. Хотя есть и исключения. Это самый первый постоялец хосписа. Вселился он с инсультом в октябре 2012 года. Вся правая сторона тела не работает, но он живет.

Самое страшное, по словам Валентины Ивановны, - это когда хоронить некому. Восьмерых она проводила в последний путь сама, больше на кладбище никто не пришел. За все время работы хосписа умерли 111 человек.

Оценка труда

Однажды случилось так: увезли одну больную из хосписа на "скорой помощи". Она страдала от сахарного диабета и была слепа, а в ту ночь ей отняли ногу. Из реанимации пациентку перевели в общую палату. Со всеми, кого увозят в больницу из хосписа, отправляется своя сиделка. Она стала свидетелем того, как слепую женщину после операции положили на голую клеенку со словами: "Простыней нет. Везите из хосписа". Некоторые думают, что раз у человека нет родных, за него просто некому заступиться.

Сотрудники хосписа, как могут, стараются улучшить условия проживания больных. Здание само по себе хоть и старое, но они вставили пластиковые окна. Этим летом полностью заменят линолеум и установят новые двери. В хосписе имеются многофункциональные кровати с противопролежневыми матрасами, кресла-туалеты, тренажеры, телевизоры, современные стиральные и сушильные машины. Здесь поддерживается идеальная чистота, вы никогда не почувствуете неприятного запаха, не увидите грязи. Всего в штате восемь сиделок, две медсестры, два повара, администратор и директор.

- Сейчас у нас самая большая проблема – это памперсы. Нам их не выдают. Но выходим из положения, как можем. Однажды приехала "скорая помощь", и один из медиков мне сказал: "А вы знаете, почему они безнадежные, а так долго у вас живут? Потому что вы ухаживаете за ними хорошо". Это была высшая оценка моего труда.

Конец дня, закрываю двери хосписа. Понимаю, что я-то сейчас уйду отсюда, а десятки людей останутся лежать дальше. А с ними рядом будут их ангелы-хранители – обычные женщины, которые делают свою работу изо дня в день, спасая от боли и уныния. Те, кто подает стакан воды и держит за руку, когда в глазах темнеет от боли.