"Le Nouvel Observateur": Как можно любить Россию?
От России идет
холодок по спине. Об этом пишут все наши газеты. Она вторгается на земли
соседей, культивирует гомофобию, ограничивает свободу прессы,
поддерживает ультраправые партии и обстреливающих собственный народ
свирепых диктаторов. Ее кровавое прошлое с жестокими царями и
сталинскими преступлениями дополняет прекрасную картину. Теперь на
востоке уже больше не восходит надежда: Путин вновь вернул России образ
угрожающего пугала.
"Я очень внимательно, час за часом слежу за
войной на Украине, — рассказывает новый лауреат премии Медичи Антуан
Володин, который провел немало времени в СССР с 1960-х по 1980-е годы.
Мои знакомые россияне подумывают о том, чтобы уехать из страны, потому
что боятся ультранационализма".
"Но тут у нас существует большая
русофобия. Антисоветский настрой уже был русофобией до падения
берлинской стены. Потом на Западе с одобрением смотрели на воцарившийся
бардак. Сегодня же в оценке роли Путина в Крыму и на Украине вновь
виднеется прежний страх и ненависть к русским".
Как можно быть
русофилом в подобных условиях? Тем не менее, еще находятся люди, которые
зачарованно смотрят на эту страну. Это наши писатели. При мысли о
России у них идет холодок по спине, но становится теплее на сердце. Они
посвящают ей романы, путевые заметки, расследования. Они, Оливье Ролен
(Olivier Rolin), Эмманюэль Каррер (Emmanuel Carrère) и Матиас Энар
(Mathias Enard), мечтают овладеть языком Толстого, как другие мечтают
дожить свой век на Карибах.
Их, Патрика Бессона (Patrick Besson)
и Янна Муа (Yann Moix), пригласили на первый салон "Русская
литература", который прошел в этом месяцев в Париже с благословения
посольства России. Их там так и не было видно, но стоявший у лотка с
пирожками подва евро Мишель Крепю (Michel Crépu ) посчитал нужным
напомнить, что "Россия всегда была предметом пристального внимания" его
журнала Revue des deux mondes. Ну а прописавшийся в Донецке после многих
лет в Сибири и Якутии Седрик Гра (Cédric Gras) расписывал многообразную
Россию, все же посчитав нужным признать, что она "создает проблемы,
когда хочет расшириться на Украине".
Спектр русофилов широк и
разнообразен. Даже если не учитывать Андрея Маркина (тот сам русский),
он идет от Доминика Фернандеса (Dominique Fernandez) до Фредерика
Бегбедера (Frédéric Beigbeder) и от Сильвена Тессона (Sylvain Tesson) до
Кристиана Гарсена (Christian Garcin). Российское государство даже
смогло подтолкнуть к тому некоторых литераторов, когда организовало
совместно с российским МИДом большое литературное путешествие по
транссибирской магистрали в 2010 году. Это принесло свои плоды. "На эту
тему вышла целая стопка современной литературы", — иронизирует один из
участников поездки. В частности, поезд "Блез Сандрар" стал музой для
Мейлис де Керангаль (Maylis de Kerangal), Сильви Жермен (Sylvie
Germain), Матиаса Энара (Mathias Enard) и Даниэль Сальнав (Danièle
Sallenave).
Россия колонизирует нашу литературу? Лишь этой осенью
она напомнила о себе в историческом шпионском романе "Совет моему
экзекутору" Ромена Слокомба (Romain Slocombe), а также "Королевстве"
Каррера, в котором автор "Русского романа" и "Лимонова" не упускает
случая сравнить истоки христианства и большевизма.
Россия щедро
предоставила постапокалипсический антураж впечатляющему "Светлому
будущему" Антуана Володина и продефилировала в мексиканской "Виве"
Патрика Девиля (Patrick Deville), которому, видимо доставило огромное
удовольствие описание пути Троцкого и собственных воспоминаний о
Транссибирской магистрали.
Наконец, нельзя не отметить ее след в
"Метеорологе", одной из самых интересных книг сезона, где Оливье Ролен
(Olivier Rolin) с поразительной ясностью рассказывает о судьбе Алексея
Феодосьевича Вангенгейма, ничем не примечательного мученика ГУЛАГа,
который томился на Соловках с 1934 по 1937 годы, так и не отказавшись от
революционного идеала. В конечном итоге его вместе с еще 1 115
бедолагами расстреляли в обстановке строжайшей секретности.
Случай
Ролена является одним из самых интересных, чтобы не сказать
показательных. В своем расследовании этот бывший маоист-пролетарий
побывал в Москве, на Соловках и в петербургском отделении "Мемориала",
где "висит толстенная железная дверь, словно там боятся наймитов ФСБ".
С
помощью друга-переводчика он внимательно просмотрел все письма
Вангенгейма жене и дочери, номера "Правды" и протоколы допросов НКВД. В
конце книги он задается следующим вопросом:
"Так, что же меня так
интересует в этой стране, которая прикладывает так мало сил, чтобы
понравиться, и не пользуется особой любовью (это еще мягко сказано) там,
где я живу?"
Мы встречаемся с ним в парижском ресторане. Он и
сам не скрывает удивления по поводу собственного увлечения: "скоро будет
уже 30 лет", как он "упрямо" ездит туда. Его брат писатель Жан Ролен
(Jean Rolin), который сам побывал в пригородах Москвы и насмотрелся там
на бродячих собак, любит вставлять в беседу "твой друг Путин", когда
хочет поиздеваться над ним.
"Но это все шутки. Я вовсе не друг
Путина, хотя меня и удивляет, каким исчадием ада его сейчас
представляют. В любом случае, нужно уяснить для себя одну вещь перед
тем, как называть русских сборищем пьяниц и фашистов под властью
плутократов.
У них была очень большая империя. И они позволили ей
постепенно разделиться на части без единого выстрела. Чего нельзя
сказать о нас, французах. Как мне кажется, в их ностальгии по более
сильной стране нет ничего криминального.
Книга "Конец красного
человека" Светланы Алексиевич переворачивает ваше представление. Она
рассказывает об удивительных людях, которые говорят: "У нас была великая
страна, но мы променяли ее на джинсы и Mercedes". Но это вовсе не
реакционные, а скорее даже прогрессивные взгляды: люди сожалеют о
стране, в которой верили, что строят коммунизм".
Его первая
поездка состоялась в 1986 году. Ролен несколько месяцев брал уроки
русского языка, чтобы самостоятельно отправиться в тогдашний СССР. Он не
строил себе "ни малейших иллюзий насчет советской системы" и просто
хотел "сказать, на что похожи такие вещи". Казалось бы, проще не бывает.
Но не тут-то было.
"Это дало возможность путешествовать в
одиночку. Даже в Ленинграде когда я хотел вечером сходить в ресторан,
местный швейцар меня спрашивал: "Один?" И я отвечал: "Один". Он не мог
поверить своим ушам. Такого еще не было. Обычно все сидели за столами с
производственными комитетами, профсоюзами и т.д.".
Ролен
вернулся обратно с рассказом "В России" и думал, что никогда уже больше
туда не поедет. Но ездил снова и снова. Его восхищение Толстым, Чеховым и
Гроссманом подготовили для этого благодатную почву (при этом он
"ненавидит" Достоевского, потому что "этот великий писатель-славянофил,
антисемит и противник Просвещения, воплощает в себе все то, что мне не
нравится в России"). Страна водки смогла пробудить в нем нежные чувства:
"Это какое-то детское чувство, но бескрайние просторы России, 9
000 километров по Транссибирской магистрали и десяток часовых поясов
неизбежно захватывают воображение".
Кроме того, это целый
сборник "невероятных историй" со своими авантюристами вроде "черного
барона" Унгерн фон Штернберга (он появляется в графической новелле
"Корто Мальтез в Сибири"), который в 1920 году подмял под себя Монголию с
безумным проектом установить теократию в России, а затем в Европе.
Выпустивший в 2011 году книгу "Алкоголь и ностальгия" Матиас Энар тоже уделяет большое внимание географии:
"В
этой стране можно пешком дойти до Тихого океана, это словно одна
нескончаемая граница между Европой и чем-то еще. ГУЛАГ — всего лишь
самое страшное из того, что было. С XIX века начались депортации, когда
людей отправляли в ссылку в собственной стране. Как если бы вас выслали
куда-то в Лотарингию... Это многое говорит о сложившемся в стране
представлении о самой себе".
Вопрос ГУЛАГа, как отмечает Ролен,
играет важнейшую роль. Он превращает Россию одновременно в колыбель и
могилу революционной идеи ХХ века с миллионами жертв, которых слишком
часто окружает завеса молчания - как там, так и тут.
"Я никогда
не восхищался СССР. И хотя мое поколение придумало, сказало и сделало
немало глупостей, его никак не обвинить в том, что оно закрыло глаза на
ГУЛАГ. В то же время меня задевает слепота французских интеллектуалов.
Как мне кажется, у нас она еще сильнее, чем в других странах. У нас не
было Оруэлла. Враждебность Сартра по отношению к Пастернаку, когда тому
присудили Нобелевскую премию в 1958 году, до сих пор мне поперек горла".
Так, может быть, в русофилии современных писателей находит
отражение чувство покаяния? Плач западного человека при мысли о - пусть
даже косвенной - причастности к сталинским злодействам?
Ролен завершает рассказ такими холодными словами:
"Мы
сегодня справедливо опасаемся проявлений бесчеловечности в России, но к
нашим предупреждениям было бы куда больше доверия, если бы мы уделили
больше внимания человечному в истории этой страны и, в первую очередь,
человечности жертв".
Володин смотрит на ситуацию иначе:
"Я
сам жил при советской системе и, как и мои персонажи, по-прежнему
привязан к морали свободы и братства, но никогда не присягал на верность
сталинизму. Поэтому у меня нет совершенно никакого груза вины".
Энар в целом согласен с позицией автора "Метеоролога" и "Бумажного тигра":
"В
представлении Ролена на первом месте стоят социальные потрясения, но в
моем поколении о них думают меньше. В любом случае, русская земля —
огромное кладбище: там везде ходишь по солдатам, строителям дорог и
железнодорожных путей. Это сложно принять, но такова часть истории
Европы".
Хотим мы того или нет, но с Россией мы еще не закончили.
Оригинал публикации: Comment peut-on aimer la Russie ?
В новости использованы иллюстрации из мультфильма "Корто Мальтез. Погоня за золотым поездом" (реж. Паскаль Морелли)