Ветер в гривах: тысячи лет на Алтае лошадь служит верой и правдой человеку

Степняки да кочевники на Алтае и вокруг него до сих пор знают не меньше ста слов о состоянии быстроногого друга. С лошадиной силой и здоровьем и мы знакомы с детства или по креативной рекламе. А теперь давайте поговорим об их верности, - предлагает корреспондент Алтайской правды Олег Антонов.

Ленточный бор в куржаке блестит до горизонта, словно лезвие казацкой шашки на солнце. И степь бледна декабрьской порошей. Между землей и посеребренным бором, как в замедленной донельзя съемке, дрейфуют кони. Большие и жеребята.

А теперь догадайтесь с двух раз, какой вопрос был задан владельцам табуна в 200 голов в Волчихинском районе первым?

– Нет, от матерых они легко убегают, – говорит Николай Мигелатов. – Особенно в такую малоснежную зиму, как эта. Почему-то в год Лошади всегда нет снега на Алтае…

Раньше табуны от волков лучше всех охраняли… сами жеребцы. У Мигелатовых их три – Малыш, Султан и Уголек.

– Надо будет еще пару взять в аренду на Барнаульском ипподроме. На подмогу, – улыбается хозяин табуна.

Согласен, с гендерным равенством здесь явные проблемы. Вон какая-то кобыла, мечтательно крутя хвостом, задумчиво пошла к Бычьему озеру. И за ней так же неторопливо, след в след потянулись остальные. Получилась этакая степная азбука Морзе: "Мы любим свободу!"

– Им люди совершенно не нужны, – констатирует Мигелатов-старший, глядя на удаляющийся от нас, словно на военном параде, табун. – А сейчас – фокус! Мы сядем на корточки в степи, и посмотри, что будет…

Николай Мигелатов занялся коневодством более 20 лет назад по экономическим причинам. Говорит, неприхотливее животного нет на свете. Зимой разгребают копытами сугробы и кормятся самостоятельно. Морозы им не страшны, даже на соль – лакомство тех же коров – не реагируют: не грызут и не лижут, а находят в степи какую-то свою соленую траву!

Поначалу табунщик скупал или искал разную литературу по коневодству. Целую библиотечку насобирал, включая репринтное издание 1911 года под авторством знаменитого заводчика князя Урусова. А потом понял, что главное в этом деле – пастбища.

– До сих пор про алтайца одного с начала ХХ века пишут в популярных путеводителях, мол, от его пасущегося скота, казалось, шевелились склоны гор!

– Нет! – отвечает. – Такого у нас не получится. На лошадь требуется минимум пять гектаров земли. Хорошо, что с распадом коллективных хозяйств успел объединить паи родственников и прикупил еще гектаров.

Врать не будем, приходится и сено заготавливать. Это на случай, если ледяной непробиваемой коркой покроется снег. Последствия джута потом помнят десятилетия и пугают ими детей и внуков.

Пока мы вспоминали, терпеливо сидя на корточках, что до революции на Алтае крестьянин считался бедняком, если у него было меньше 12 лошадей, а на кобылах считалось неприличным пахать, в живой природе началось нечто.

Разномастные мамаши с потомством вдруг разом забыли про Бычье озеро и окружили нас со всех сторон, как дети клоуна с Дедом Морозом. Хоть за ушами щекочи!

Между тем это были настоящие мустанги. Не знающие ни кнута, ни подков, ни корочки хлеба, ни клейма на крупе.

– Несколько лет мы их метили, а потом не нашли ответа на вопрос: "Зачем?"

– А конокрады?

Выяснилось, что у лихих людей здесь одна дорога – ЛЭП-миллионник на Павлодар. Вдоль линии электропередачи, как по компасу, гонят угнанных лошадей целых 80 километров до госграницы. Ясное дело, "дорога конокрадов" контролируется полицией и самими коннозаводчиками и фермерами. Тут, как говорится, конь споткнулся – делай ноги! Легендарного героя Гражданской войны Мамонтова забили насмерть жители одной из алтайских деревень, узнав под ним красавца жеребца своего земляка.

Что бывает с любителями чужого сейчас, можно узнать из Уголовных кодексов РФ и Казахстана, читайте разделы "в особо крупных размерах", поскольку стоимость одной лошади – десятки тысяч рублей. Но интересно, что наиболее привлекательными являются белые кобылицы. Гурманы утверждают, что светлая шерсть защищает от солнечной радиации и предохраняет подкожный жир от ферментации, что делает конину особенно нежной.

Вдоль всей госграницы лошадей и жеребят откармливают пшеницей к казахским праздникам, добиваясь слоя жира на ребрах в три пальца. На радость таким, как фермер Мигелатов, в Казахстане чтут и соблюдают древние традиции.

Пока мы обсуждали тонкости меню национальной кухни, самый смелый жеребенок стал увлеченно жевать рукав моей китайской куртки.

– Они такие, – смеется мой собеседник. – Летом рыбаки приезжают на наши Бычье и Золотое озера. Довольные такие с уловом возвращаются к машинам, а лошади зеркала обгрызли! И что тут сделаешь?! Ищи ветра в поле…

Уже пять тысячелетий назад знатных людей на Алтае хоронили так: покойник, его жена и обязательно кони. Если в Якутии из вечной мерзлоты достают мамонтов, то у нас из глубины курганов высокогорья, из линз льда – скакунов в парадной сбруе. Вот такая, оказывается, богатая лошадиная история. В прямом смысле, потому как детали сбруи делали если не из золота, то из позолоченного металла.

Что с лошади упало, то не пропало!

– Несколько лет назад нашел в песках на берегу озера старую подкову. Выдуло ее ветром. С коваными гвоздями – такие давно в округе не делают. Вожу в машине – на счастье. Не подарю!

Ну а теперь о верности. Был случай: увез покупатель одну из кобылиц Мигелатова на машине за пятьдесят километров. А через несколько дней она вернулась в табун. Зимой, по глубокому снегу. Новый хозяин узнал, приехал, кричит: "Это моя лошадь!"

Что бы вы сделали?

Фермер показал ему на две сотни других и говорит: "Выбирай любую! А эту теперь не отдам!"

Сын Александр посмотрел на эту историю сначала как бы со стороны. А потом говорит: "Я тоже буду коней разводить!" А кто против? Государство полтора миллиона выделило по программе поддержки начинающих фермеров. Мол, если получается, почему бы и нет?!

Читайте полную версию на сайте