"The American Interest": гражданская война в Сирии может привести к дестабилизации на Кавказе

Сегодняшняя ситуация в Сирии, ставшая главным вопросом в международной повестке, связана не только с российско-американским компромиссом по химическому оружию. В ней также присутствует межэтническая и межконфессиональная напряженность, являющаяся важной движущей силой в сирийской гражданской войне. Эхо этой напряженности разносится далеко за пределы Сирии и раздается в странах кавказского региона и прилегающих к нему государствах, где легко могут возникнуть новые опасности и вызовы для США, России и всего мира.  Об этом пишет "The American Interest". Перевод осуществил сайт ИноСМИ.

На первый взгляд, кажется весьма странным то, что отголоски этой гражданской войны могут разнестись так далеко за границы Сирии. У независимых государств Южного Кавказа, а также у девяти российских субъектов на Северном Кавказе (включая Краснодарский и Ставропольский края) нет общих границ с Сирией. Тем не менее, многочисленные нити связывают их с Ближним Востоком и в частности с Сирией. Страны Южного Кавказа граничат с Ираном и Турцией. У Ирана имеется граница с Арменией и Азербайджаном (в том числе, выход к непризнанной Нагорно-Карабахской Республике), длина которой превышает 600 километров. Общая протяженность турецких границ с республиками Южного Кавказа составляет почти 500 километров, и сегодня в этой стране проживает от 2,5 до 7 миллионов представителей кавказских этнических групп. Кроме этих демографических и географических связей правительства Ирана и Турции принимают активное участие в сирийских делах. Иран последовательно поддерживает режим Башара аль-Асада, а Турция не менее активно выступает за его свержение и выражает готовность содействовать интервенции во главе с США – а может, даже осуществить собственную интервенцию.

В двусторонних отношениях между государствами Южного Кавказа и их соседями присутствует очень сложная динамика. Турция является  стратегической союзницей Азербайджана. Она поддерживает Баку в нагорно-карабахском конфликте и не имеет дипломатических отношений с Арменией. Процесс сближения Армении и Турции, начавшийся в сентябре 2008 года с многообещающей "футбольной дипломатии", и продолжившийся подписанием в октябре 2009 года цюрихских протоколов о взаимной нормализации, к весне 2010 года застопорился и в настоящее время теряет темпы. Двусторонние азербайджано-иранские отношения также отличаются серьезной напряженностью, несмотря на довольно высокий уровень религиозной солидарности между двумя странами (мусульмане-шииты, пусть номинальные, составляют 65% азербайджанского населения). Руководство в Баку регулярно критикует Иран за поддержку радикальных исламистских сил внутри Азербайджана. Иранское духовенство (являющееся ключевым политическим элементом в исламской республике) претендует на роль наднационального духовного руководства всех мусульман-шиитов. Еще одна болевая точка в двусторонних отношениях это вопрос о Южном (Иранском) Азербайджане. Неслучайно эта тема так широко обсуждалась во время президентских выборов, прошедших недавно в Азербайджане.

Тегеран чрезвычайно чутко и болезненно реагирует на иностранное вмешательство у себя по соседству. В качестве самой большой угрозы он расценивает американское присутствие на Каспии и в южнокавказском регионе. По этой причине иранские политики и дипломаты скептически относятся к так называемым Мадридским принципам урегулирования нагорно-карабахского конфликта в их обновленной версии. Тегерану также не нравится военно-техническое сотрудничество между Азербайджаном и Израилем, и в особенности возможность  использования азербайджанской территории для нанесения ударов по Ирану или Сирии.

Большой Кавказ и Ближний Восток также связывает факт американского военного сотрудничества со многими государствами этого региона. В частности, здесь стоит отметить стратегическое партнерство между Грузией и США. Сегодня грузинский воинский контингент в Афганистане, насчитывающий чуть больше 1500 военнослужащих, является самой крупной силой из числа стран, не входящих в НАТО. Грузия также участвовала в боевых действиях в Ираке. К 2008 году 10% грузинских военнослужащих приняли участие в операциях США/НАТО за рубежом.

Роль Азербайджана в Афганистане немного отличается от роли Грузии, но его присутствие также имеет большое значение. По словам спецпредставителя НАТО на Южном Кавказе и в Центральной Азии Джеймса Аппатураи (James Appathurai), Азербайджан обеспечивает перевозку трети всех грузов альянса из Европы в Афганистан. В декабре 2011 года он сменил грузинские авиалинии Sky Georgia и начал предоставлять НАТО транспортные услуги. Хотя Армения позиционирует себя в качестве  стратегической союзницы России (она является  членом Организации Договора о коллективной безопасности и пообещала вступить в Таможенный союз под руководством Москвы), она до сих пор пытается поддерживать равновесие с Западом, участвуя в нескольких натовских программах партнерства.

Хотя страны Кавказа уже более 20 лет являются независимыми, общая ситуация в регионе далека от стабильности и предсказуемости. В этом регионе произошли шесть из восьми этнополитических конфликтов на постсоветском пространстве. Кроме того, из четырех непризнанных образований, возникших на развалинах СССР, три находятся на Кавказе. Такие неспокойные условия порождают интерес и деятельное участие региональных и глобальных игроков. Ученые уделяют значительное внимание геополитической ситуации на Кавказе, но в основном они рассматривают ее через призму американо-российского соперничества. Такой подход очень сильно напоминает анализ из эпохи холодной войны, который в 21-м веке уже неприемлем. Сегодня связи Кавказа с соседними территориями, такими как Ближний Восток, принимают преувеличенные формы и занимают центральное место в геополитике региона.

В Грузии политики единодушно выступают за интервенцию. Два главных политических противника в этой стране, президент Михаил Саакашвили и премьер-министр Бидзина Иванишвили, практически едины в этом вопросе. Оба выступили за американскую интервенцию в августе этого года. Это может показаться несколько неожиданным с учетом грузино-иранских отношений, в которых до последнего времени прослеживалась тенденция к потеплению (соответственно, до последнего времени в грузино-израильских отношениях прослеживалась тенденция к охлаждению). Например, в 2010-м году благодаря в основном  усилиям проамериканского президента Саакашвили, Тбилиси и Тегеран договорились о безвизовом режиме, а грузино-израильские отношения, особенно после дела Фукса-Френкеля (речь идет об уголовном преследовании двух израильских предпринимателей), серьезно ухудшились.

Однако Бидзина Иванишвили выразил пожелание восстановить испорченные отношения с Израилем и заявил, что его визит в эту страну в июне 2013 года стал "самым успешным" из всех зарубежных визитов. Он также сказал, что две страны должны отменить въездные визы и возродить стратегическое партнерство. Сразу после этого визита Грузия отменила безвизовый режим с Ираном. Такое решение вызвало раздражение в Тегеране, который посчитал его шагом, призванным доставить удовольствие хозяевам Грузии из Вашингтона.

Позиция Азербайджана по Сирии гораздо более продуманная и осторожная. Несмотря на то, что Баку является  стратегическим союзником Анкары, азербайджанские власти боятся прямого и даже косвенного вовлечения в сирийский кризис. В Азербайджане имеются межконфессиональные разногласия: большая часть населения это шииты, однако Баку развивает политические и культурные связи с Турцией, где большинство  составляют сунниты. Если Азербайджан займет окончательную и бесповоротную позицию по Сирии, это приведет к еще большему усилению напряженности в его отношениях с Ираном. Кроме того,  в Азербайджане также присутствует российский фактор, хотя его обычно переоценивают.

У Армении особый интерес к Ближнему Востоку, прежде всего из-за того, что в Сирии проживает армянская община. В сентябре президент Армении Серж Саргсян заявил, что безопасность его страны напрямую связана с событиями в Сирии. Действуя в аналогичном ключе, Telegraph в своей статье рассказала о том, как армяне вместе с другими христианскими меньшинствами участвуют в сирийской гражданской войне. Армянское правительство не хочет массового притока беженцев, однако оно не может игнорировать бедственное положение армян в Сирии.

Другой важный вопрос – это готовность Турции участвовать в интервенции в Сирии. Это создаст крайне нежелательный прецедент для Армении, у которой на руках свой собственный конфликт с Азербайджаном, и которая не поддерживает дипломатические отношения с Турцией. Можно с полным правом говорить о том, что такая динамика в первую очередь убедила армянское руководство вступить в Таможенный союз вместо того, чтобы вести курс на интеграцию с Евросоюзом. У Европейского Союза нет эффективных инструментов и действенных сил ни на Ближнем Востоке, ни на Кавказе с прилегающими к нему территориями. Поэтому Ереван ценит безопасность больше, чем любые потенциальные экономические выгоды от европейской интеграции.

Россия – это особый случай. Для Москвы Сирия – это больше, чем просто кавказский фактор. Россия, как и Китай, выступает против иностранных военных интервенций и считает сохранение статус-кво лучшим вариантом, пусть и не всегда идеальным. Но на постсоветском пространстве она нарушает свое собственное правило (в 1993 и 2008 годах в Грузии и в 1992-97 годах в Таджикистане в ходе гражданской войны).

И тем не менее, Кавказ это важная часть российской мотивации в ее политике в отношении Сирии. Москва боится, что в случае падения режима Асада радикальные исламисты укрепят свои позиции не только в Сирии, но и в других странах Ближнего Востока. Кроме того, она опасается, что с уходом Асада в регионе усилятся власть и влияние Саудовской Аравии и Катара. По мнению Москвы, все это приведет к еще большей дестабилизации в неспокойной российской части Кавказа. Сегодня Катар уже помогает сирийской оппозиции; а в 2003 году он предоставил убежище лидеру чеченских сепаратистов Зелимхану Яндарбиеву, который жил там по личному приглашению эмира. Россия не может игнорировать (как и мы) тот факт, что сирийский режим, где господствующее положение занимают алавиты, долгие годы сдерживал радикальные исламские группировки (российские СМИ называют их "ваххабитскими").

Россия также не может больше игнорировать тот факт, что в Сирии на стороне оппозиции воюет немало людей с Северного Кавказа. Состоящую из иностранных боевиков ведущую оппозиционную группировку Сирии "Катаиб аль-Муджахирин" возглавлял чеченец Омар аль-Шишани. (Скорее всего, Шишани был убит в сентябре этого года.) Поэтому неслучайно заместитель российского министра иностранных дел Григорий Карасин подчеркнул важность Кавказа в сирийском контексте в своих комментариях для сайта Russia Direct.

Сегодня идет множество вполне правомерных дебатов о том, кто больше всех виноват в сирийском кризисе, и кто несет основную ответственность за эскалацию насилия. Но тот политический курс, который может быть выработан на основе этих дебатов, следует проводить с учетом того, что крах режима Асада очень сильно отзовется далеко за пределами Сирии – на Кавказе и в прилегающих к нему регионах.