"Ощущение катастрофической безграмотности россиян": преподаватель НГУ рассказала о своих наблюдениях
Оправданы ли переживания о том, что с грамотностью у россиян все хуже и хуже?
Если под этим понятием подразумевать "умение читать и писать", то, в этом смысле, на мой взгляд, все относительно благополучно. Беспокойство вызывает "правописная" грамотность. Но проблема заключается не в том, что она "в упадке", а в том, что стало заметнее ее отсутствие. Еще 10-15 лет назад свою безграмотность никто не афишировал — было особенно негде (например, переписка оставалась "личным делом", в открытый доступ не выкладывалась, хранилась в семейном архиве). Сегодня ситуация изменилась уже потому, что расширилась сфера публичной письменной речи, где каждый высказывается совершенно свободно, не боясь получить "опять двойку". Подобная массовая "аналитика" и "публицистика" (зачастую исполненная недоученными школьниками и студентами) легко доступна для наблюдения (например, записи в блогах, особенно в части комментариев). Отсюда — ощущение катастрофической безграмотности россиян.
Между тем интернет-пространство населено вполне обычными людьми, от которых не стоит ждать абсолютно безошибочного письма. У языка как инструмента коммуникации сложная "механика", глубокое понимание и профессиональное знание которой — прерогатива специалистов или немногих, как сейчас говорят, "продвинутых пользователей". А рядовой носитель просто эксплуатирует его (так же, как владелец машины — автомобиль, а каждый из нас — электроприборы), не вникая в тонкости устройства этого "механизма". Но язык все-таки не бездушная машина, а существенная часть национальной культуры. И относиться к нему нужно бережно и уважительно, понимая, что это наше главное "культурное достояние". Это обязывает к тому, чтобы каждый говорящий по-русски владел хотя бы минимальной "техникой", например, навыками обращения к словарям. Отечественная лексикография сегодня переживает "словарный бум": разнообразных словарей — в избытке, причем не только в книжном, но и электронном форматах (например, на сайте Грамота. ру). Следовательно, возможностей для самопроверки и решения спорных вопросов: как правильно написать или произнести слово, как корректнее его употребить, — масса! К сожалению, одни предпочитают довериться автоматическим текстовым редакторам, запросу-поиску в "Яндексе" или "Гугле", а другие простодушно ссылаются на словарь В. И. Даля, из которого язык попросту давно "вырос".
Действительно ли современный русский язык подвержен "засорению" англоязычной и жаргонной лексикой?
Страхи по поводу засилья англоязычных слов мне кажутся беспочвенными, потому что иностранная лексика, как правило, заполняет "ниши", "лакуны", заимствуется тогда, когда необходима. Например, весь компьютерный сленг англоязычный, но нужно ли против этого бунтовать? Процессы пополнения лексики, ее обновления — исконными или заимствованными словами — нельзя оценивать с позиции консерватора. Тем более что в языке срабатывает "защитный рефлекс": избыточное или слишком вычурное, непривычное на слух, неудобное для произношения быстро забывается, выходит из употребления, остается только действительно необходимое и "комфортное" для ежедневной речевой практики. Стоит ли ломать копья по поводу слова "блог", если оно реально и "виртуально" удобнее и определеннее, в отличие от синонимов "дневник" или "журнал", к тому же позволяет емко именовать "владельца" интернет-страницы ("блогер") и дает прекрасный повод для языковой игры ("бложить").
А вот в отношении жаргонных и сленговых слов (как правило, грубых и недостаточно приличных), наверное, необходимо быть более строгими и категоричными. Их антиэстетика на самом деле портит русскую речь, уж во всяком случае ее не красит. К сожалению, сегодня наблюдается активизация нелитературной лексики. И дурной пример подают первые лица государства. Они, как ни парадоксально, первыми нарушают Закон "О государственном языке РФ" (2003 г.), который гласит: "При использовании русского языка как государственного не допускается использование просторечных, пренебрежительных, бранных слов и выражений…". А мы от них постоянно слышим: "отбуцкать", "сдохнуть", "фишка", "ковыряться в носу", "расчистить политическую поляну", "зашкаливать", "скирдуют по оффшорам миллионы", "впрягаться", "выкачивать информацию", "мужики", "врать" и т. п. Вся эта лексика маркирована в словарях пометами разг. и разг.-сниж., что подтверждает ее стилистическую чужеродность литературному языку. И получается, что ни фраза ("ни фига не сделали", "на фиг не нужно"; "мозги им надо поменять", "если будем сопли жевать годами…"; "если человека всё устраивает, то он полный идиот"; "дурь несусветная"), то прямое нарушение закона, "отлитое в граните". И резонно возникает Грибоедовский вопрос: Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?
С такого, с позволения сказать, "высочайшего благословения" стало модно использовать в публичном пространстве жаргонные и просторечные слова, вульгарные и малоприличные. И это создает впечатление повышение градуса агрессии русской речи, которое усиливается актуализацией милитаристской лексики. Метафоры войны всегда были присущи политическому дискурсу, однако сейчас их количество явно "прирастает". Например, недавно созданный "Общенародный фронт", который призван решать "выстреливающие проблемы", одна из которых — уже ставшая притчей во языцех "борьба с коррупцией".
На плакатах фонда "Русское слово", которые нередко можно встретить в новосибирском метрополитене, указана правильная расстановка ударения, часто очень непривычная для слуха обычного горожанина. Является ли языковая норма законом, обязательным для всеобщего исполнения? Насколько она изменчива?
Языковая норма — подвижная, динамичная категория: на смену "старшей" норме приходит новая — "младшая", и они на протяжении долгого времени могут сосуществовать в статусе вариантов. То, что было категорически неверно вчера, вполне вероятно, завтра будет допустимо. И чтобы "проповедовать истину" и предлагать по-настоящему актуальное (не "силос" или "двоеженец", а например, глагольные формы "жалюзи́", "начала́" "прибыла́", в которых правила часто не соблюдаются), нужно очень внимательно следить за происходящими в речи изменениями и фактами их "кодификации" — фиксации в авторитетных словарях и справочниках. Причем желательно не ограничиваться только акцентологией (постановкой ударения), но давать фонематические ("скучно" [шн], "скучен" [ш], Академгородок [д’э]), орфографические ("иметь в виду", но "ввиду наводнения"; "так же, как все", но "мальчишки и девчонки, а также их родители") и грамматические (мн.ч. "шофёры", "бухгалтеры"; из Новосибирска, сравнительная степень прилагательного "хороший" — "лучше") правила. Самое главное в "пропаганде" языковых норм, учитывая фактор раздражения, выбрать нужный тон. Излишняя назидательность может вызвать обратный эффект — отторжение и неприятие (как раздражает человек, который всем делает замечания).
К норме следовало бы относиться философски, потому что любые ее нарушения можно не только объяснить, но и отчасти оправдать. Например, для носителей глагол "звонить" похоже на другие, принадлежащие к этому классу ("солить", "варить", "точить", "крутить", "жарить", "парить"), в формах которых ударение падает на корень ("со́лит", "ва́рит" и т. д.). Здесь одновременно срабатывает закон аналогии и тенденция к "центричности" русского ударения. Кстати, подобный процесс происходит и с другими очень частотными сегодня глаголами: "включить", "отключить", "подключить", "заключить" и пр. Вместо того, чтобы сделать ударение на окончании (в формах "включи́т", "отключа́т", "включена́", "отключено́") и суффиксе (в причастиях – "включённый", "подключённый"), говорящие предпочитают выделять корень.
Таким образом, изменения происходят не в языке, а в речи. Когда они получают массовый характер, профессиональные лингвисты дают им нормативную оценку (правильно / неправильно, допустимо / недопустимо, рекомендуется / не рекомендуется), которую транслируют через нормативные словари. Например, новейший орфографический фиксирует вариантные или безвариантные способы графического оформления: "Интернет" // "интернет", "баннер", "блогер", "онлайн-анкетирование", а в "Большом орфоэпическом словаре русского языка" (2012 г., авторы: М. Л. Каленчук, Л. К. Касаткин, Р. Ф. Касаткина) разрешены варианты для слов, акцентное оформление которых ранее выбора не допускало: "ма́стерски" // "мастерски́", "рассредото́чение" // "рассредоточе́ние", "асимме́трия" // "асимметрия".
Вообще, динамичность нормы в языке не дает филологам скучать. А если серьезно, то все время создает проблемы. Несколько лет назад, готовя для студентов пособие "Русский язык и культура речи" для проверки сомнительных и сложных случаев орфоэпии я использовала "Словарь ударений" И. Л. Резниченко (он был в списке 4-х словарей, рекомендованных Минобрнауки в 2009 г., что стало информационным поводом для публичного обсуждения искусственно созданной сенсации – "реформы языка"). А в 2012 г. в рамках этого же проекта ("Словари XXI века") был издан "Большой орфоэпический…", авторитетному мнению авторов которого нельзя не доверять. Данные этих источников исключительно не совпадают, причем, по многим "принципиальным" моментам (например, в соответствии со словарем 2012 г. нужно произносить: "фе́тиш", "ко́клюш", "гуру́", "танде́м", "обеспе́чение", "а́вгустовский", "то́тчас" и др.). Получается, что еще вчера, фигурально выражаясь, мы требовали от студентов одного, а сегодня нужно запоминать другое.
В этом, наверное, и состоит прелесть занятий языком: все время делать "работу над ошибками", "благодарно принимая" естественную для живого языка смену нормативных канонов.