До свиданья, «Воробьи»: памяти журналиста Василия Пескова

12 августа на 84-м году жизни скончался Василий Песков — журналист и популяризатор науки, который долгое время вел программу "В мире животных" и в течение 50-ти лет — рубрику "Окно в природу" в "Комсомольской правде". По просьбе "Ленты.ру" своими воспоминаниями о Пескове поделилась его коллега по "Комсомолке" Валентина Львова.

Мы просто ходили по одному коридору. Ничего личного. Я наблюдала его со стороны, не более, так что подробностей жизни или фраз про ласковый прищур и рассказанный анекдот дальше можно не ждать. Но есть кое-что, что я все-таки могу описать, и это — картинка того времени. Времени без мобильников, компьютеров и возможности поболтать по скайпу.

Коридор "Комсомольской правды" был очень длинным, а попавший туда в начале девяностых годов прошлого века человек сразу погружался в состояние причастности к чему-то очень серьезному и легендарному. Василий Песков тоже был легендой, и поэтому казалось правильным не слишком навязывать ему свое общество. Да и как, скажите, навязывать свое общество человеку, который взял первое интервью у Гагарина после его полета?

В те годы, когда я пришла в "КП", еще существовали горячий набор, формат А2 и метранпажи, а за опечатку могли сделать такое, что депутату Мизулиной и не снилось. Я застала лишь краешек этой безумной кухни. Василий Михайлович в ней жил. Подвал, грохот станков, отливающих зеркальные отпечатки букв в свинце. На лотке потом оказывались эти литеры, а метранпаж формировал из них газетную полоску. Очень шумно, очень грязно, очень похоже на завод — по производству газетных текстов.

Если ты ошибся, выставляя строку в твиттере, то всегда можешь удалить запись. Если бы ты захотел сократить текст в той реальности или поправить неправильно подобранное слово, это значило бы одно: ни в чем не повинная женщина-наборщица будет снова дышать свинцом и сурьмой у грохочущей машины, чтобы исправить твою ошибку. Я не буду дальше описывать технологический процесс: я всего лишь хочу, чтобы стало понятно, откуда появились люди, готовые отвечать за каждое написанное ими слово. Газетная строчка была выстрадана не только ими.

Василий Песков был именно таким человеком. Наше поколение, которое тогда было "молодняком", над ним посмеивалось. Ну как же: у нас уже компьютеры стоят, с черно-серыми экранами, а дедушка даже печатную машинку не освоил. И фотоаппарат у него какой-то поцарапанный. С фотоаппаратурой, кстати, однажды случился казус. Еще когда Василий Михайлович вел "В мире животных" по очереди с Николаем Дроздовым, его квартиру попытались обокрасть. Воры пришли, понюхали и ушли: вся дорогая техника была свалена в углу квартиры и засыпана листами с рукописным текстом. Никто и не догадался порыться в этих завалах.

А печатную машинку он и правда не освоил. Писал карандашом, потом отправлялся в стенбюро. Мы, кажется, смеялись. На наш мозг уже давили компьютеры — и ощущение, что надо срочно что-то успеть. В моде уже были веселые заголовки, а Василий Михайлович упорно называл свои статьи в стиле акына — если речь шла о медведе, так и писал: "Медведь". О суслике — значит, "Суслик". Вот и последняя его статья, написанная перед смертью, называлась очень просто — "Воробьи".

Он не играл словами и вообще не казался человеком играющим. Он наблюдал, фиксировал и рассказывал. Человек в дурацкой кепке и подтяжках, проходивший бессчетное количество раз мимо моей двери. "Анахронизм", — думали мы. Однако ни разу ни один из людей, покидавших "Комсомольскую правду", не задавал потом вопроса: "А что, Песков еще жив?"

Он был жив, и это чувствовалось. Да-да, он был более живым, чем орды в пиджаках и галстуках. В своей кепке, в подтяжках, с листками бумаги для стенбюро. Его существование в нашем мире казалось естественным — несмотря на то что у Пескова несколько раз был инсульт. "Окно в природу" выглядело вечным. Со всеми воробьями, которые теперь разлетятся в поисках другого человека, который откроет, надеюсь, окно.