Захар Прилепин: «О болезненном надо уметь говорить радостно»

— В вашем рассказе "Герой рок-н-ролла" обозначены несколько музыкантов. Кто кроме Цоя, Кинчева и Борзыкина, главного героя того рассказа, вам был близок?

— Русская рок-музыка после 1993 года
 в целом прекратила существование.
 Остались жить и делать свое дело БГ, Бутусов, Борзыкин и Ревякин, "Хроноп" и "Алиса", но если говорить о продолжении истории, то ни одной рок-команды того же уровня, кроме "Сплин", не появилось. 
Последняя пластинка "Сплин" — "Обман зрения", кстати, совершенно шедевральная. Но это как раз исключение и постскриптум ко всей этой истории.


— Интересуетесь ли этой историей сейчас?



— Слушаю каждую новую пластинку "Аквариума" и втайне надеюсь, что группа "Запрещенные барабанщики" оживет (группа из Ростова-на-Дону, прославившаяся песней "Убили негра". — "Известия"). Но вообще знаю, что этого не случится.
 И вообще ничего больше не случится. Всё уже случилось.

— Почему рок потерял свою протестную функцию, да и сам жанр не играет даже отдаленно похожей роли? 

— Знаете, вся эта история с "протестной ролью" — огромный миф, придуманный в перестройку. С 1987-го по 1991-й рокеры ездили по стране с таким видом, словно, как выразился БГ, "лично отменили советскую власть". Послушайте все альбомы "Кино" вплоть до "Группы крови", первый альбом "Телевизора" — "Шествие рыб", да и вообще кого угодно, от "Нау" до "Ноля". Нет там никакой протестности и в помине. В лучшем случае — асоциальность. У "Аквариума" была одна типа протестная песня "Немое кино", вторая — "Полковник Васин" — появилась уже в 1989 году. Слава богу, что третьей, четвертой и 145-й не появилось, и за это Борису Борисовичу — спасибо. Я тут даже не говорю про "Машину времени" и "Воскресенье", где этого и днем с огнем не найти. 





Разрешенный протест — это стыдно.
 Всё, чего хотели эти ребята по большей части, — делать свою музыку. Как только они получили эту возможность, разом и думать забыли о любых протестах.
 По сути, злую политическую позицию с первых постсоветских времен сохранили только Шевчук, Борзыкин и Кинчев, просто в силу своей физиологии.
 Но я еще раз повторю, что и не стоило ждать подобного от остальных, потому что социальную функцию рока мы придумали сами. 

— В одном из эпизодов фильма "Брат" герой Сергея Бодрова, общаясь с попсовой певицей Салтыковой, утверждает, что на войне слушают "другую музыку". Так ли это?




— Нам с "Братом" так хотелось бы думать. В моем отряде в 1996-м слушали Чижа. Что правда, то правда. Но помимо Чижа, слушали такую мерзость, что я даже вслух этих имен называть не буду. 
И Салтыкову тоже вполне могли слушать. 
Но мы про это никому не будем рассказывать.
 Потому что важно не то, что слушаешь и подо что пьяный стреляешь по грозненским звездам, а то, что помнишь как свою музыку и свою личную главную песню. Салтыкову таким образом никто не помнит. 
А вот песню "Солдат на привале" покойного Алексея "Полковника" Хрынова в исполнении Чижа — помнят.



— Большинство песен вашего альбома записано в странной манере поп-фанка, а не того же рока, по духу, кажется, более близкого вам жанра.



— Поп-фанк? Пусть будет так. Вообще это называют и "диско-фанк", и "рэп-фанк", и даже "старый добрый рок". 
В любом случае мне хотелось категорически сложные и болезненные по смыслу вещи сыграть в легкомысленной по звучанию и вместе с тем ненавязчиво умной и точной манере. Менее всего я хотел делать, условно говоря, "панк". 
Ведь как мы представляем песню на болезненную тему? Скрежет гитар и утробный крик.
 Я думаю, что о болезненном и обидном надо уметь говорить по-хорошему радостно.



— Сами что слушаете сейчас?




— Совершенно гениального парня из Ирландии, Тома Оделла. Ему 21 год, но его прямо разрывает от энергии и ошеломительного мелодического дара, я давно ждал такого музыканта. Асаф Авидан — любопытный тип, хотя, возможно, уже достиг своего потолка. Жду новых свершений от Дамиана Марли. 
Много слушаю русского рэпа и с нетерпением жду нового альбома Ноггано. С интересом послушал нового Типси Типа. 
Обязательно буду слушать новую Земфиру и новую Елену Фролову.
 Переслушиваю Свиридова и Рахманинова и вообще огромное количество классической музыки, которая сопровождает меня непрестанно.



— Сотрудничество писателя и группы — дело не редкое. Уильям Берроуз поучаствовал в альбоме Тома Уэйтса, Гришковец с "Бигуди" наделал альбомов как пирожков. Почему вы решили запеть и считаете ли вы тексты ваших песен стихами?




— Стихами, конечно, не считаю и никогда не буду их издавать. Это именно что набор слов, которые удобно петь.
 Что касается "запеть", то здесь ситуация обратная. Я занимаюсь музыкой с 1990 года, то есть с 15 лет. Именно тогда мы с моим соавтором Геннадием "Гансом" Ульяновым записали первый альбом — и песни из него мы перепоем в ближайшее время. Мне за них вовсе не стыдно. Только спустя 13 лет, в 2003 году, написав уже с полсотни песен, я начал заниматься литературой, назовем это так. И здесь приобрел некоторую известность. В любом случае с новой пластинкой "Элефанка" я вернулся лишь к тому, с чего начинал: произнесение странных слов под странные ритмы.

— Как происходила работа над альбомом? Вы писали стихи, группа "Элефанк" предложила музыку и вы напели?


—

 Да нет, несколько сложнее. Мы часто сочиняем какие-то штуки прямо в студии, фактически совместно: и музыка, и тексты рождаются на ходу. 
Мало того, две мелодии на новом альбоме принадлежат мне — я их дома напел для себя, потом принес музыкантам, и они это отлично обыграли.
 Так что это в самом широком смысле, сотворчество.
 Мои товарищи — абсолютные профи, сыгравшие с большим количеством российских звезд, а я в целом специализируюсь по другой части. 



— Песня "Тата" напоминает позднего Рикошета, "Чисто по-пацански" — российский стеб над гангста-рэп и Fun Loving Criminals одновременно, зато песни "Звезда" и "Танцевать" подошли бы для "Утренней почты" 1990-х. За всем этим стоит какая-то провокация?




— Не несу никакой ответственности за ваши ассоциации. Рикошета я странным образом вообще не слушал, про "Почту" вообще молчу. 
Это просто "Элефанк". Дальше будет еще веселее, вы привыкнете и забудете про свои ассоциации.



— Слышал ли Михаил Борзыкин остальной материал, помимо совместно спетой с ним песни "Тата"?

—


 Он слышал несколько других наших песен и остался доволен. 
Целиком новый материал не слышал пока никто.

— Одна из песен называется "Революция". Не кажется ли вам, что декларировать необходимость "революции и веры" под плясовой ритм немного кощунственно?

— 


Нет, мне кажется это совершенно адекватным. Революция — это праздник. 



— Будете ли вы исполнять все это со сцены?

— Конечно. Исполнять и танцевать.