Экономист Михаил Хазин: «Цены на продукты будут расти, а зарплаты — падать»
— Михаил Леонидович, кризис в Греции, возможный кризис Италии — как в ближайшее время всё это отразится на России и ее простых потребителях?
— Для России это крайне неприятная ситуация. Дело в том, что российская экономика зависит от мировой. Причем очень сложно зависит — от конъюнктуры, то есть нам крайне опасны низкие цены на нефть и для нас опасно, соответственно, падение интереса к нефти в мире, а также снижение активности на финансовых рынках, потому что это практически автоматически ведет к падению спекулятивных рынков, то есть опять-таки к падению нефтяных цен. Это очень тяжелая ситуация. Что с этим делать, непонятно, потому что от нашей страны это никак не зависит. И если мировой кризис будет усиливаться и цены на нефть все-таки будут падать, то в результате мы получим большую финансовую "дырку", причем сразу по двум направлениям: падение наполняемости бюджета и прекращение перераспределения нефтяных доходов в рамках внутригосударственных экономических сил.
— Чем ситуация будет отличаться от 2008 года?
— В 2008 году Стабилизационный фонд РФ был очень силен. Напомню, что Россия пострадала больше всех стран, а это как раз свидетельство того, что у нас была неправильная политика. В Евросоюзе, например, меньше всех пострадали поляки, которые девальвировали свою национальную валюту. На сегодня ситуация будет немножко другая, потому что в 2008 году американцы и европейцы сразу же начали раздувать денежную массу, заниматься эмиссией, поддерживать экономику, в результате у нас кризис был короткий. И уже к лету 2009 года ситуация стала относительно управляемой. Относительно — потому что на самом деле мы еще не до конца вышли на докризисный уровень.
— Россия страдает от кризиса больше развитых стран?
— Понимаете, мы не развитая страна. У нас нет самодостаточного промышленного ядра, у нас даже нет самодостаточного продовольственного обеспечения. В результате Россия может оказаться жертвой обстоятельств. Ну, например, США и Европа начнут так же, как в 2008 году, активно стимулировать свою экономику за счет эмиссий. В 2008 году это не вызвало высокой инфляции по основным товарам. На тот момент инфляция была ограниченная. Сильной инфляции не было, потому что в финансовой, денежной системе США был очень высокий кредитный мультипликатор — 17, это намного выше нормы. То есть, иными словами, на каждый обычный наличный доллар приходилось 17 долларов кредитных. За прошедшие годы происходило замещение кредитных долларов наличными, в результате чего кредитный мультипликатор упал до 5.
И теперь с вероятностью 99% (а на самом деле — 100%) массированная эмиссия вызовет высокую инфляцию. А высокая инфляция — это для России катастрофа. Потому что у нас нет замещения для кредитных денег, непонятно, как при высокой инфляции мы будем выкручиваться с нашими закупками продовольствия. Фактически, если в США и Европе начнется высокая инфляция, то у нас это будет означать, что при фиксированных нефтяных доходах, если цены на нефть не будут падать, начнут резко расти цены на еду. То есть у нас произойдет существенное падение доходов для некоторых слоев населения, как в 2008 году, и на это будет накладываться риск роста цен на продовольствие. Это уже напоминает историю в Египте и Тунисе, где революции произошли из-за того, что было верифицировано продовольствие. А у этих стран такая ситуация критична, потому что у значительной части населения 80% доходов идет в основном на еду. То есть на самом деле в России возникает много серьезнейших проблем. Я не знаю, как с ними будет бороться наша нынешняя власть.
— Вчера был зафиксирован скачок курса доллара по отношению к рублю на 74 копейки. Вы считаете, что это следствие проблем за рубежом или внутри страны?
— А это результат. Дело в том, что рубль привязан к корзине "евро-доллар", и это, наверное, правильно. Но евро резко упал на фоне итальянских историй, в результате упал рубль, а доллар, соответственно, резко вырос. Я думаю, что доллар еще не раз вырастет на всей этой истории.
— То есть вы прогнозируете рост доллара?
— Я не прогнозирую рост. Понимаете, у нас же очень высокая волатильность всей валютной системы. Сегодня объявление об Италии, а завтра еще какое-нибудь объявление. Не исключаю, что может оказаться, что сегодня доллар вырос и завтра вырастет, а послезавтра он снова упадет из-за какой-то другой истории.
— А что насчет евро?
— Тут очень много субъективных факторов. Берлускони уйдет в отставку в ближайшее время — уже от этого зависит, как себя будет вести евро. Вот сейчас вышла информация, что Европа начинает обсуждать выход Греции из зоны евро. Это очень интересная тема, потому что если она выходит из этой зоны, то евро должен вырасти, так как в этом случае его ядро становится более крепким. Здесь много разных тонкостей, с которыми так сразу не разберешься.
— В какой валюте, инструменте лучше хранить сбережения?
— Если речь идет о долгосрочном хранении (больше 2–3 лет), то лучше, конечно же, золото, причем физическое. Потому что с банками по всему миру проблемы. У них большие долги, и вообще вся мировая финансовая система будет сейчас трещать по швам. Помните, что произошло в 2008 году? Lehman Brothers и т. д. То же самое будет и сейчас. Уже даже человек, назначенный в США главным специалистом по кризису, Нуриэль Рубини, написал в своем Twitter о том, что будут "валиться гранды", то есть предсказал крушение крупнейших компаний. И даже назвал, каких именно. Следующий этап — краткосрочные вложения. Здесь я думаю, что нужно хранить сбережения в корзине валют. Видите, евро упал, доллар вырос. А если у вас сбережения 50:50, то вам ничего не грозит.
— Валютную корзину лучше формировать только из долларов и евро или, например, стоит добавить набирающие популярность юани?
— Ну, юаней как таковых у нас в стране нет. Кроме того, с ними свои проблемы. Китайцы же не зря договорились о том, что они отпустят юань "в свободное плавание". Это сразу наводит на размышления, что там что-то не так. Это только предположения. Дело в том, что по моим представлениям, у юаня проблемы связаны с тем, что у Китая становится дефицитным внешнеторговый баланс. А если он становится дефицитным, то в рамках "свободного плавания" юань должен не расти, а падать. На самом деле тут играют роль столько факторов, что вычислить их практически невозможно. А самое главное — если даже вы их вычислите стратегически, то не сможете предсказать, что будет завтра.
— Вы говорили, что могут взлететь цены на продукты. Может быть, тогда есть смысл вкладывать деньги в них?
— А как вы их будете хранить в промышленных масштабах? Консервы покупать? Вы понимаете, в чем дело — есть люди, которые себя неловко чувствуют, если у них нет запасов. Я знаю людей, которые пережили голод начала 1930-х годов. Они не могут жить нормально, если у них нет больших запасов продовольствия в квартире. Если вам нравится, запасайтесь, конечно.
— А как вы относитесь к инвестиционно-страховым продуктам, сбережениям в кредитных кооперативах?
— Нести деньги в кредитные кооперативы можно, если понятно, чем они занимаются. Что касается крупных финансовых структур, которые вы не контролируете, есть серьезные опасения. Уже известна история про ливийские фонды, которые почему-то сильно уменьшились в процессе кризиса, есть история про норвежские фонды, с которыми тоже проблема. Я говорю об аналогах Фонда национального благосостояния России. Казалось бы — уж такие крупные иностранные структуры должны были как-то гарантировать безопасность вложенных в них средств, но нет, вскрылись существенные потери.
А про американские частные пенсионные фонды вообще никто не говорит. Сейчас общеизвестно, что практически все они — стратегические банкроты, то есть у них нет достаточных активов, чтобы выплатить все те пенсии, которые они должны. Я напоминаю, что кризис 2008 года на самом деле начался с того, что в марте губернатор штата Нью-Йорк Элиот Спитцер потребовал от страховых компаний увеличить свои уставные капиталы или фактически признать свое банкротство.
— Но ведь с нового года в России тоже повышаются требования к уставным капиталам (УК) страховых организаций.
— Ну хорошо, страховщики их повысят, а как будут деньги по страховым случаям возвращать? Понимаете, проблема же в том, что сегодня сам кризис состоит прежде всего из невозможности получать прибыль от вложенных инвестиционных активов. При этом если для каждого конкретного рубля или доллара прибыль получить еще возможно, то если говорить обо всех вкладываемых денежных средствах, у нас образуется "дырка".
— То есть эта мера по повышению УК спровоцирует большее нагнетание негативной экономической обстановки в стране?
— Сейчас всё что угодно спровоцирует негативную обстановку — Берлускони ли уйдет, греки ли объявят референдум. Есть еще Испания, Португалия, Ирландия, да и в США имеются свои проблемы. Там же колоссальный возврат долга нужно осуществлять. А если вы осуществляете возврат долга, то либо должны печатать новые казначейские облигации, из-за чего опять придется воевать с конгрессом, либо должны выплачивать долг из доходной части бюджета страны, а это ведет к уменьшению социальных программ, снижению уровня жизни населения и спроса на покупку чего-либо в целом, что в предвыборный год опасно. Куда ни ткни, всюду плохо.
— Какие первичные срочные меры можно применить в России, чтобы не допустить новых волн кризиса?
— От России ничего не зависит. Теоретически можно было бы в начале 2000-х начать принимать меры, связанные с тем, чтобы уменьшить нашу зависимость от импорта. Это можно было бы реально сделать, например, в 2001–2002, когда росли мировые цены на нефть в связи с началом внедрения программы импортозамещения. Можно бы было сделать то, что сейчас делает Казахстан. Не всегда удачно, но делает же. Например, создает производство электровозов, которые непонятно, куда продавать. То есть внутреннюю потребность страны они закроют за два года, а дальше куда? Для России же ситуация с усилением роли импорта — это катастрофа. Потому что вся промышленность, в том числе пищевая и товары широкого потребления, — всё импортное. Цены растут, а государство ничего не может сделать.
— То есть сейчас принимать какие-либо меры уже поздно?
— Уменьшить зависимость от импорта можно пытаться и сейчас. Скажем, инвестиции в пищевую промышленность могут быть вполне актуальны. Помните, в 1983 году была принята продовольственная программа? Уже к 1986–1987 годам результат инвестиций был заметен. Но тогда была хоть какая-то российская промышленность, а сейчас — непонятно что.
— А если Россия не примет никаких мер по уменьшению зависимости от импорта?
— Тогда проблемы начнутся уже в следующем году. Выражаться они будут в сильной инфляции. То есть цены на продукты будут расти, а зарплаты при этом, скорее всего, — падать.
— Вчера был достигнут последний шаг на пути вступления России в ВТО. На ваш взгляд, как участие страны в ВТО отразится на национальных производителях?
— Национальным производителям станет намного труднее, потому что давление импорта станет выше. А экспортировать России, по сути, нечего. Мы же начали вступать в ВТО в начале 1990-х годов, когда производили много высокотехнологичной продукции, которую можно было пытаться продать на западных рынках. Тогда нас в организацию не пускали. А сейчас у нас такой продукции нет вообще. Зато есть нефть и газ, а они и так продаются, без вступления в ВТО. Выйти на западные рынки сейчас практически невозможно, потому что там падает спрос, в результате падает загрузка собственных заводов, при этом снижаются доходы населения. Да нам и не с чем выходить на эти рынки. А даже если бы и было, нам бы не дали этого сделать. Я считаю, что нынешнее вступление России в ВТО — этакая форма хронического идиотизма.
— А российские потребители как почувствуют вступление в ВТО?
— Сначала почувствуют, что стало полегче, потому что появится много дешевых импортных товаров. А потом они неожиданно увидят, что цены растут, а российских аналогов уже нет. Даже те, которые были. Это перспектива полугода, максимум — года.