«Живи, пока разрешаю»
В одном из СИЗО г. Барнаула Нина (имя
изменено) находилась довольно долго. Ее обвиняли в нескольких тяжких
преступлениях, и, пока шло следствие, она успела выносить и родить
ребенка. Камера изолятора стала его первой детской, казенная кроватка –
колыбелькой, и каждый день вместе с мамочкой он "путешествовал", чтобы
участвовать в судебных процессах по ее уголовному делу. При этом отдать
ребенка, хотя бы на время следствия, в детский дом Нина категорически не
желала: родни, мол, нет, останется со мной.
Весной 2010 года главой
администрации Центрального района г. Барнаула вынесено постановление о
помещении ребенка в учреждение общественного воспитания на период
рассмотрения уголовного дела в суде. И тут же нашелся биологический отец
ребенка, ранее не принимавший участия в его судьбе, но усыновивший его
при таких обстоятельствах. Хеппи-энд. Почти. Если бы не срок, который
предстоит провести за решеткой его матери. Если бы не печальное начало
жизни малыша и туманное его будущее.
Нужно ли нам вообще знать, как
сложится дальнейшая его жизнь, скомканная и едва не выброшенная матерью,
словно ненужный лист бумаги? Андрей Астанчик, прокурор отдела по
надзору за соблюдением закона при исполнении уголовных наказаний
прокуратуры Алтайского края, называет конкретную цифру: 30 женщин,
ожидающих ребенка, содержались в СИЗО в 2009 году за различные
преступления. То есть как минимум 30 детей появились на свет в неволе.
Сегодня в следственном изоляторе находится семь беременных, шесть из их –
на больших, свыше 24 недель, сроках.
Начальник отдела СИЗО УФСИН России по Алтайскому краю майор Сергей Колодин подтвердил, что в среднем раза два в месяц в Бийский и Барнаульский СИЗО прибывают будущие мамы, в отношении которых возбуждено уголовное дело:
- Могут ли женщины в принципе использовать свою беременность или наличие малыша как способ влиять на ход следствия или решение суда? Да, такое вполне может быть, но достоверно говорить об этом мы не можем, так же, как и решать за женщину, рожать ей или нет. Освободить ее от наказания можно только по решению суда, но пока она у нас, для каждой беременной или мамы с ребенком созданы, насколько это возможно в условиях СИЗО, комфортные бытовые условия. Маломестные теплые камеры, кроватки для малышей, бесплатно выдаются памперсы, необходимые средства гигиены. Есть ванночки для купания детей, горячая вода. Женщин и детей осматривает врач, и мы даже специально закупаем молочные детские смеси, если педиатр решит, что они нужны ребенку. Для таких женщин – улучшенное питание, включающее витаминизированные, мясные и молочные продукты, отличающееся от норм для обычного заключенного. Прогулки на свежем воздухе – без ограничений, сколько нужно для здоровья малыша и мамы. Все эти меры предусмотрены Федеральным законом "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений". Как правило, женщина содержится в СИЗО недолго. Если родные не забрали ребенка, ее этапируют в специализированную колонию в Кемеровской области, где возможно пребывание с детьми. В Алтайском крае подобных заведений нет.
"СИЗО – не ясли"
Андрей Астанчик, подтверждая слова Сергея Викторовича, уверен, что проблема – не в пребывании женщины в СИЗО: совместные проверки органов опеки Центрального района и сотрудников прокуратуры края подтвердили, что законники свои обязательства по отношению к маме и ребенку выполняют даже там, где дети не должны находиться априори. Но тяжкое уголовное дело, связанное с наркотиками, инкриминируемое Нине, предусматривает ежедневное ее этапирование на судебные процессы. Зимой она возила с собой четырехмесячного малыша в неотапливаемой, совершенно не приспособленной для перевозки маленьких машине. Ребенок находится с мамой неотлучно: его ведь и покормить надо, и перепеленать. И если в СИЗО принципы изоляции соблюсти можно, то оградить кроху от инфекций за его стенами практически невозможно, в этом видит главную опасность Андрей Астанчик:
- Мы долго пытались уговорить женщину отдать ребенка на воспитание в детское учреждение, хотя бы на время следствия по делу. Вы только подумайте, во время этапирования рядом с ребенком могут находиться осужденные, больные туберкулезом, например. Да и помещения судов плохо подходят для маленького. Там нет условий для кормления, сна и отдыха. Но несмотря на прямую угрозу здоровью малыша мама не отдавала его. Суд – не ясли, и этапирование – не прогулка. Именно из соображений безопасности ребенка совместно с главой администрации Центрального района мы инициировали постановление о помещении его в учреждение общественного воспитания. Как только было принято решение передать малыша в дом малютки, объявился его биологический отец, сожитель женщины, подтвердивший свое отцовство и забравший его домой. А ведь еще недавно она уверяла нас, что родственников у нее нет. Как правило, отказ отдать ребенка на воспитание родным или в детский дом связан с боязнью лишиться более мягких условий содержания женщин с детьми в СИЗО или в исправительной колонии. Кстати, похожий случай был у нас и год назад. Женщина, мама трехлетнего ребенка, была осуждена и этапирована в исправительное учреждение Мариинска Кемеровской области. Но перед этим она старалась затянуть процесс, чтобы оставаться здесь, в СИЗО г. Барнаула.
Роды в наручниках?
Прежде чем оправдать или упрекнуть женщину, решившуюся родить в
местах лишения свободы, нужно понять, что мы имеем дело с определенным
женским психотипом. И не в том даже дело, свободна дама или находится в
местах не столь отдаленных. Есть, конечно, женская "специализация" у
целого ряда преступлений, связанных с мошенничеством или наркотиками, но
проблем не возникает, если осужденная добровольно расстается с
ребенком, чтобы не лишать детства маленького безвинного человечка. Но
налицо девальвация материнства, когда дитя берут в заложники, лишь бы
получить все послабления, положенные по статусу. Как нам относиться к
женщине, решившейся на "роды в наручниках", если и в условиях тюрьмы они
остаются матерями? Со всеми вытекающими гуманными последствиями: они не
обязаны работать, чтобы прокормить себя и ребенка; их нельзя перевести в
штрафизолятор даже за самые серьезные провинности; содержатся они на
привилегированных по сравнению с остальными условиях. Но материнство как
средство защиты от жизненного дискомфорта встречается не так уж редко и
в обычной жизни, когда нужно привязать к себе покрепче мужчину,
получить квартиру или материнский капитал.
Психолог КГУСО "Краевой кризисный центр для женщин" Марина Морина подтверждает, что и в этих случаях ребенок становится для женщины не целью, а разменной монетой, но положение малыша во сто крат хуже, если женщина рожает его в местах лишения свободы ради сносных условий жизни для себя. Дитя еще в утробе становится заложником противоестественных жизненных установок, когда малыш защищает мать, а не наоборот. Весь ужас положения ребенка Марина Витальевна видит в том, что мать пытается выжить за его счет:
- Фактически это перечеркивание жизни ребенка. Нет, жить он, конечно, будет. Но в нашей культуре и ментальности нормально, когда мать, оберегающая дитя, отнимает у себя, чтобы отдать ему. А тут мы имеем дело с противоположной ситуацией, когда ребенок становится залогом ее комфорта. И если он это условие не обеспечивает, автоматически становится ненужным. Психологическое насилие матери над ребенком, о котором мы говорим сегодня громко и во всеуслышание, складывается из таких историй. Тип "мать-насильница" даже выделили в специальную группу, настолько распространено это явление сегодня. И "героиня"-заключенная не отдаст добровольно ребенка на волю, поскольку не о нем думает. Одна из директив таких матерей – "живи, пока я тебе разрешаю". Агрессию по отношению к себе он буквально впитывает с молоком матери. У ребенка, родившегося в неволе, программа саморазрушения включается с рождения, мы на практике часто встречаемся с такими людьми. Воспитать ребенка свободным и ответственным человеком – подвиг любого родителя, гражданина общества. Тюрьма же останется тюрьмой, какие бы рафинированные условия в ней мы ни создали. Дети из этой группы риска, вырастая, из социально приемлемых форм адаптации к внешнему миру выбирают профессии военного, пожарного, спасателя. То есть поступая в военное училище, они вновь попадают в привычные казенные стены, где никто не обязан их любить, но примут их там в любом случае. Но чаще сценарий судьбы ребенка, рожденного в неволе, печален: наркомания, алкоголизм, неоправданный риск, гонки на машинах, любые другие формы аутоагрессии и ориентированности на самоуничтожение. Конечно, программы реабилитации для женщин, родивших в условиях пенитенциарной системы, существуют. Жаль, что общественного запроса на них нет. Так, девочек – учащихся ссузов и профучилищ мы ориентируем на здоровое и счастливое материнство, работаем в ситуациях отказов от детей в роддомах. И готовы работать с женщинами в местах лишения свободы при наличии социального заказа. Но там мы должны будем действовать от обратного, убеждая маму отдать ребенка родственникам или в детский дом. И такой шаг будет проявлением ответственного материнства, правда, с иным результатом, в ситуации, требующей иного выражения любви к своему ребенку. Решиться на разлуку, потому что так будет лучше ему.
"Фея в наколках"
Предположим, что хеппи-энд все же случился, мама, отсидевшая в тюрьме за наркотики, осознала свою вину и вернулась домой, к детям. Готовы ли мы с вами к такому повороту событий или же трагедия, начавшись однажды, продлится всю жизнь? Как, не впадая в морализаторство, попытаться помочь такому ребенку не стать изгоем? Где взять столько терпимости и толерантности к женщине в наколках, чтобы спокойно относиться к ней, сидящей рядом с вами на родительском собрании? Наверное, такое возможно в обществе без расслоения различных социальных статусов, где все ценят друг друга исключительно по личностным качествам. Утопия? Спросите об этом у родителей, чьи дети в обычном детском саду делятся на "дочку уборщицы" и "сына главного врача", "ребенка, воспитываемого мамой-одиночкой" или "мальчика из приличной семьи". Хорошо, если на пути малыша попадется умная и любящая воспитательница. Ему, обожающему мать и безмерно страдающему от того, что она "в тюрьме сидела", она шепнет на ушко: "Это все равно твоя мама, она самая лучшая на свете, она любит тебя, она просто ошиблась, как ошибаются многие". Хорошо, если отец, женившись во второй раз, не будет постоянно сравнивать ее, единственную, с мачехой. А если все-таки есть резон в таких неуклюжих и глупых попытках уберечь ребенка от влияния матери-наркоманки? У Джона Леннона есть диск с говорящим названием "Женщина – негр этого мира". Поскольку все тревоги его, все бессонные ночи и все слезы его достаются ей. Образ мамы в голове маленького мальчика всегда волшебный, жена и дочь будут потом, мама – его первая женщина на всю жизнь. Готова ли она соответствовать?