В послевоенном Новосибирске орудовала своя «Черная кошка»

Сегодня, 21 мая, информационное агентство Сибкрай.ru сообщило об интересном историческом факте из жизни Новосибирска. Оказывается, все то, что было написано братьями Вайнерами и показано в знаменитом фильме "Место встречи изменить нельзя", имело отношение и к столице Сибири.

Более того, как утверждает Сибкрай.ru, картина Станислава Говорухина во многом преуменьшила масштабы реальной деятельности банды "Чёрная кошка". Это была, пожалуй, первая ОПГ (организованная преступная группировка) в истории СССР – с разветвлённой структурой, с несколькими "филиалами" в разных городах, в которых были сотни хорошо вооружённых "бойцов". Счёт же тем, кто в рядах "Чёрной кошки" не состоял, а просто использовал это название для пущего страху, шёл на тысячи.

Нет доказательств, что в Новосибирске был именно "филиал" той, оригинальной "Чёрной кошки", которая наследила в Москве, Казани и Одессе – скорее всего, преступники просто использовали громкое название. Действовали, впрочем, с размахом, которому могли бы позавидовать "коллеги" из европейской части СССР.
"В Новосибирске орудовали оснащенные трофейным оружием банды и группы, многие действовали под маркой "Черной кошки", - пишет Ф.В. Жильцов в книге "Мой Новосибирск. Книга воспоминаний". - Они наводили ужас и страх на население. Ходить по улицам вечерами было опасно. Бандиты зажимали между пальцами лезвия бритвы и резали, словно когтистой лапой, лица людей. Возможно, это было придумано где-то на Западе, откуда и явилась к нам "Черная кошка", для того чтобы рабочие боялись ходить на заводы в ночную смену. Грабители действовали нагло и безбоязненно — ломали окна и двери, врывались в дома, загоняли хозяев в подполье, забирали вещи и уносили.

Особой дерзостью и куражом отличался главарь по кличке Дунька. Он ходил всегда в офицерской форме, с погонами капитана. То на нем форма летчика, то артиллериста, то политработника. Для фасону Дунька брал с собой "на дело" баян, и пока подельники ломали двери, Дунька во всю наяривал лихие песни: знай, мол, наших! Мне все нипочем! Словом, откровенно издевался над милицией. Наглость Дуньки не имела предела: загнав хозяев в подпол, бандиты не торопясь забирали все ценное, а потом спокойненько усаживались за стол и начинали бражничать до утра, превращая гулянки в настоящие оргии.

Но это все еще "семечки". Однажды Дунька нарядился в форму лейтенанта пожарной охраны и среди бела дня подъехал на грузовике со "строительной" бригадой к главному магазину города — Торговому корпусу, что на Красном проспекте. Спокойно разгрузив стройматериалы, "рабочие" начали возводить вышку пожарного наблюдения на задах здания, со стороны Первомайского сквера. Чем выше возводилась вышка, тем глубже копался подземный ход...

В одно прекрасное утро работники магазина "Ткани", отперев двери, обнаружили пропажу в своем подземном складе самых дорогих и дефицитных тюков габардина и бостона. Пролом вел к пожарной вышке... А Дунька, конечно же, исчез. Этот наглый грабеж, подготавливающийся почти в открытую, на глазах всего честного народа в течение нескольких дней, окончательно убедил Дуньку в своей неуязвимости и тупости милиции. Чрезмерная самоуверенность его и сгубила. Попался он глупо и бездарно. Шел себе по улице один, как ни в чем не бывало. Его опознал один участковый милиционер, богатырь и силач. Он его и повязал".

А вот что вспоминает ветеран МВД Георгий Васильевич Пашков:
"Сразу же после Великой Отечественной по всей стране резко возросла преступность. А в Сибири к 1947-му году она практически вышла из-под контроля. Я тогда был назначен сыщиком, ввели после войны такую должность, и непосредственно участвовал в разгроме новосибирской банды "Черная кошка".
Ситуация в городе сложилась критическая. Рабочие заводов и фабрик – а работали тогда в основном женщины – боялись выходить во 2-ю смену и возвращаться домой после полуночи. Жители перестали посещать по вечерам учреждения культуры.

На бюро Обкома КПСС в 12 часов ночи были вызваны начальник управления НКВД, прокурор Новосибирской области и другие ответственные лица. Состоялся крутой разговор. По слухам, тогда же ночью секретарю обкома Кулагину позвонил лично И.В. Сталин. Кулагин заверил Сталина, что новосибирцы в состоянии нормализовать обстановку самостоятельно.

Перед работниками милиции была поставлена задача – собрать сведения на всех проституток, притоносодержателей, скупщиков краденого, на всех лиц, которые ведут антиобщественный, паразитический образ жизни, и произвести массовые обыски и задержание подозреваемых в преступлениях. Операция проводилась в строгой секретности, в ночное время. В процессе реализации этих жёстких, но необходимых мер, погибло от рук бандитов немало сотрудников НКВД, но и банда "Черная кошка", как и многие другие, прекратила существование. Преступность стала резко сокращаться, а авторитет милиции значительно возрос".
Размах был поистине армейский – в Новосибирске провели скорее классическую операцию по зачистке местности, чем обычную милицейскую операцию. С подозрительными лицами, а уж тем более с теми, кто пытался оказать сопротивление, особенно не церемонились.

Прежде всего, конечно, были значительно ужесточены законы, что и позволило бороться с преступностью более эффективно. Т.к. указом от 26.05.1947 г. в СССР была отменена смертная казнь, власть могла навести страх на преступников, прежде всего увеличением сроков наказания. До знаменитого указа "четыре шестых", вышедшего 4 июня 1947 года, за кражу полагалось максимум 2 года лишения свободы.

Вернее, в этот день вышло два указа Верховного Совета СССР – "Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества" и "Об усилении охраны личной собственности граждан". Первый предусматривал наказание от пяти до двадцати пяти лет лишения свободы, второй - от четырёх до двадцати лет. Народная молва объединила их в один, "четыре шестых".

К сожалению, как часто у нас бывает, указ ударил и по безвинным.
"...если за колосками отправлялась для храбрости не одна девка, а три ("организованная шайка"), за огурцами или яблоками – несколько двенадцатилетних пацанов, - они получали до двадцати лет лагерей... Наконец, выпрямлялась давнишняя кривда, что только политическое недоносительство есть государственное преступление – теперь и за бытовое недоносительство о хищении государственного или колхозного вмазывалось три года лагерей или семь лет ссылки. В ближайшие годы после Указа целые дивизии сельских и городских жителей были отправлены возделывать острова ГУЛага вместо вымерших там туземцев.

Правда, эти потоки шли через милицию и обычные суды, не забивая каналов госбезопасности, и без того перенапряженных в послевоенные годы.
Эта новая линия Сталина – что теперь-то, после победы над фашизмом, надо САЖАТЬ как никогда энергично, много и надолго, - тотчас же, конечно, отозвалась и на политических" (А.И.Солженицын, "Архипелаг ГУЛАГ").