Легенды Барнаула: вместе с Солженицыным в 70-ые изгонялись лучшие кадры БГПУ
В рамках проекта "Легенды Барнаула", предлагаем читателям ознакомиться с рассказом Сергея Кириченко.
Многие из студентов филфака Барнаульского пединститута 70-ых лет помнят горький эпизод из его жизни. Кафедра русской и зарубежной литературы подверглась тогда гонениям, якобы за пропаганду Солженицына.
Как вспоминает заведующая кафедрой Г.М. Шленская, был как раз канун 1974 года, года "выдворения" Солженицына за пределы Советского Союза. Разумеется, никакой “пропаганды” не было. Просто в курсе современной литературы читалась лекция о творчестве писателя, а одно из практических занятий было отведено анализу рассказа "Матренин двор".
Вскоре об этом в соответствующие инстанции сообщила одна из студенток выпускного курса, дочь местного писателя-соцреалиста. Но "пропаганда Солженицына" была не единственным предлогом для возникшего "дела": стало известно, что работающий на кафедре, известный тогда критик, публиковавшийся и в "Вопросах литературы", и в "Новом мире", и в "Сибирских огнях", был среди тех ученых новосибирского Академгородка, которые требовали (всего лишь!) гласности, открытости нашумевшего тогда процесса двух литераторов.
И все-таки, главное было в другом. Кого-то захватила идея кадровой перестановки в руководстве вуза. Для этого требовалось "дело", и "вынюхивалась" крамола.
Об этом событии в жизни Барнаульского педагогического института рассказывает и бывший преподаватель кафедры литературы в те годы Н. П. Портнова в “Вестнике русского христианского движения” (Н. Портнова. История одной судьбы, или Конец эпохи. — Вестник русского христианского движения. Париж — Нью-Йорк — Москва. № 174 II. — 1996 / I — 1997. С. 123).
Сборник этот чудом попал в Красноярск: туда его привез Н. Струве, который в конце 90-х годов побывал в Сибири. Травля кафедры, которая велась тогда, кончилась фактически ее "разгромом". Заведующая кафедрой получила партийный выговор с занесением в личное дело за “притупление бдительности в деле подбора кадров”, после чего уже не могла оставаться в Барнауле.
А весь старший состав кафедры в знак протеста против происходящего разъехался кто куда: в Тюмень, Кемерово, Москву, Израиль, Америку.