"Вой лился по округе – это бабы рыдали о погибших". Труженица тыла о войне

Анна Сафронова (Азарова) всю войну трудилась в тылу. Для нее война началась в маленьком селе Новоперуново Тальменского района. Ей не знакомы пронзительные стихи Юлии Друниной, но она видела другое: каждодневный изнурительный труд, голод и страх за родных, ушедших на фронт. Она и сама попала бы на передовую, только судьба распорядилась иначе. Анна Егоровна неохотно вспоминает свои молодые годы, но, улыбаясь сквозь слезы, говорит, что победу в те годы ковали везде: и на фронте, и в тылу…

Весть

Ей тогда шел 18-й год. Школа-семилетка была окончена, впереди, казалось, все будущее, как на ладони. Рассудительная и спокойная Нюрочка Азарова мечтала стать учительницей – ребятишек она любила, предметы ей давались легко, особенно литература и русский язык. В Барнауле она сдала вступительные экзамены в педагогические училище – оттуда сообщили, что зачислили способную девушку на первый курс, и все шло как нельзя лучше, если бы не случилось страшное…

"Я помню этот теплый, наполненный до краев спокойствием и безмятежностью, пряный летний день. Я помогала по хозяйству маме – Федосье Нефедовне, семья наша была большая – я, три сестры и отец, всюду нужно было успеть, доглядеть. Весь день в заботах и хлопотах. От привычных мыслей меня отвлек крик ребятишек, бежавших по улице: "Война! Война!" – галдели они. С кем война? Почему? Как такое могло случиться? Я выскочила на улицу: то тут, то там по нарастающей слышался вой – с разных сторон деревни начинали голосить бабы. Такими мне запомнились эти первые минуты страшного, рокового для нашей страны дня", – вспоминает труженица тыла.

Весть о войне ребятишки узнали из радийных сводок. В Новоперуново радио было только у некоего Жукова. Сельчане с недоверием и уважением относились к этому странноватому человеку, перебравшемуся жить из города в Богом забытую деревеньку. Еще не раз все село собиралось под окнами у небольшого, почти завалившегося домишки, люди слушали, печалились и радовались сводкам с фронта…

Премудрости шоферского мастерства

Про педагогическое училище пришлось забыть – не до роскошеств тогда было, все работали, Анна тоже устроилась на подсобное хозяйство при местном сельпо, которое снабжало продовольствием два училища, базировавшихся в Тальменке. Но работать долго ей там не пришлось – 7 августа, едва только Анне исполнилось 18 лет, принесли повестку. Предстояло ехать учиться на шофера в Бийск, несколько месяцев, а там – эшелоны с новобранцами отправляли на фронт.

"Мама не плакала, только вздыхала, собирая меня в дорогу. Отдавала мне все самое лучшее – желтобокий чемодан, белую кофточку, расшитую чудными цветами, небольшой дамский ридикюль. Будто и не на фронт меня собирала…" – говорит Анна Егоровна.

Приехавших на место учеников расселили в бараке. Днем приходилось грузить лесом вагоны, а по вечерам осваивать премудрости шоферского ремесла. Анна Егоровна вспоминает, что было и сложно, и интересно, а на бытовую сторону вопроса никто и не думал роптать, несмотря на то, что спали на холодном полу, даже тряпиц никаких не было.

Анна училась с рвением, да только вот когда усадили ее за "баранку", оказалось, что новоиспеченный шофер… не достает ногами до педалей – роста в ней всего чуть больше полутора метров! Обучение подходило к концу, когда Аня в один из дней не смогла встать, вагоны она еще кое-как грузила, а на занятия прийти не смогла. В чем была, в том и свалилась в забытьи на холодный барачный пол. Сколько недель она лежала там, сложно сказать, да вот только теплое лето сменилось осенней прохладой…

"Так и не попала я на фронт"

"Пока я была в беспамятстве, все-все у меня украли. Чемодан мой, пару платьев, даже кофту, что на мне была – и ту сняли…Так я и валялась там, на бетонном полу, как только выжила – одному Богу известно. Когда проходили медкомиссию перед отправкой на фронт, пожилая доктор, едва взглянув на меня, сразу списала как негодную. Шутка ли: я температурила и бредила… Так и не попала я на фронт", – с горечью делится Анна Егоровна.

Помогли и девчонки, с которыми училась Анна. Чудом не украденный ридикюль они умудрились продать на базаре за 5 рублей. На вырученные деньги они купили билет до Тальменки, чтобы отправить больную Анну домой. Да вот только из Тальменки несколько километров пришлось идти пешком до Новоперуново.

"Помню, иду-иду, устану, упаду в траву и лежу в забытьи. Не знаю, сколько времени пройдет, потом поднимаюсь и снова иду, не видя ничего вокруг. Даже реку вброд переходила… Как только не утонула? Температура у меня была страшная. Видно, Бог пожалел", – рассказала Анна Егоровна.

Почти год Анна не поднималась с печи – до того сильно болела. Местный фельдшер поставил диагноз "сыпной тиф".

"Тифом болела не я одна, еще соседка Фомина – у нее было такое же заболевание. Фельдшер приносил нам какие-то пахучие порошки, тем и лечились. Я выжила, а вот Фомина умерла. Трое ребятишек у нее остались. Помню, тогда все в деревне говорили: "Не могла Нюрка прибраться, в рай бы попала, а у той трое детей". А я выжила, видно, на роду мне было написано…" – вспоминает Анна Егоровна.

"И каждый руку тянет за своей пайкой"

Выздоровев, Анна Егоровна снова пошла на подсобное хозяйство. Там и проработала до окончания войны. Летом она трудилась на пашне, а осенью и зимой – в столовой школы механизации. Работы было много: официанткой, буфетчицей, приемщицей хлеба. Тогда в школе механизации обучались 1,5 тыс. курсантов. Каждому из них была положена пайка. Анне нужно было не только этот хлеб получить, но и нарезать, да так, чтобы крошек оставалось как можно меньше.

"Ошибаться я не могла – с первого раза нужно было резать пайки как следует, да еще и талоны отрывать, вклеивая в карточки. Режу час, два, три… подниму голову – а курсантов тьма. Я дальше режу, до того, что в глазах темно… Сейчас иногда, бывает, смежу веки, а передо мной толпа голодных курсантов, и каждый руку тянет за своей пайкой… А я все режу-режу и боюсь, что кому-то из них не достанется!" – говорит Анна Егоровна.

Слепой музыкант

Бывали и те, кого Анна подкармливала. Казалось бы, как в войну такое возможно? Возможно.

"Ходил к нам в столовую один слепой. Красивый такой, статный мужчина, талантливый очень – умел играть на баяне, да так, что душа заходилась. Он все время к нам приходил в столовую. Сядет в уголок и начинает играть… Час играет, другой, третий, потом затихнет. Смотрю – положит голову на баян и сидит. Я понимаю – обессилел. Шутка ли – столько времени играть. Я уже к тому времени со столов объедки насобираю в отдельную миску – и ррраз к нашему повару: "Яша, плесни мне горячих щей в миску. Ну хоть просто воды горячей!". Яша поворчит, мол, чего я юродивого привечаю, но все равно не откажет. А я уже с миской к нашему таперу – подставлю ему и уйду, чтобы не смущать. Так он и приходил к нам в столовую всю войну. Хороший был человек, талантище", – говорит труженица тыла.

"Кожаные, бордовые, с выбитым вилюшками верхом"

Анна Егоровна вспоминает, что даже в те сложные и тяжелые времена было острое и непреодолимое желание жить. "Мы так молоды были, что жить хотелось страшно! И красивой быть тоже хотелось. Помню, откладывала я себе на туфли. Мечтала об изящных туфельках на высоком каблуке. А я почти как Золушка – размер ноги 36! Пойди подбери такую обувь! Но я не унывала. Собрав нужную сумму, в ближайшее воскресенье (в войну о выходных можно было только мечтать) я пошла на базар за туфельками. Иду, поглядываю – продают огромные размеры и ни одного моего! Повстречала курсантов, рассказала им свою беду. Они мне хором: "Не печалься, Нюрочка, поможем!". И ведь помогли! Нашли туфельки моей мечты: кожаные, бордовые, с выбитым вилюшками верхом, на шнуровке. Я только их примерила – как влитые! Сразу купила. Оказалось, что они немецкие, трофейные. Продавец меня сразу предупредил: "Ваксой не вздумай чистить, только губной помадой!". И чистила. 40 лет прослужили!" – улыбается Анна Егоровна.
 

…Она говорит, что на ее долю выпало мало счастья, да и повзрослеть ей пришлось рано. Но признает, что эта страшная война уже в мирное время подарила ей самого главного человека в жизни – мужа Павла Сафронова. Но это было позже, а раньше была война, которая стала самой главной в ее жизни вехой, такой, что она до сих пор не может пересматривать семейный альбом…